2. Хиромаса
читать дальшеЯ его не понимаю. Совсем не понимаю.
Хотя на мои расспросы он отвечает охотно и подробно. Но смысл его объяснений от меня ускользает. То ли я действительно такой дурак, каким меня считают, то ли Сэймей нарочно отвечает уклончиво и двусмысленно. Словно лис, путающий следы.
О его нечеловеческом происхождении много болтают при дворе. Стыдно вспомнить, но когда-то и я повторял эти пересуды.
При начале знакомства он спросил меня: «Неужели, по-вашему, я похож на лису?»
Я не нашелся с ответом. Потому что ответить утвердительно было бы невежливо, а сказать «нет»… Если Сэймей не похож на лису, значит, никто не похож.
Во всем его облике - острый тонкий нос, приподнятые к вискам глаза, поджарая фигура, ловкость в движениях – есть нечто лисье. И это не пугает, как мне прежде казалось, наоборот, это красиво.
Еще Сэймей всегда улыбается. У него в запасе целый арсенал улыбок, усмешек, ухмылок - вежливых, любезных, веселых. Сочувственных, оскорбительных, глумливых.
Сэймей всегда улыбается. Почти всегда.
Наверное, я единственный из живущих, кто видел лицо Сэймея залитым слезами. Я плохо помню, что он при этом говорил… жизнь уплывала…что-то о том, что не вынесет моей смерти…
И он не хочет, чтоб ему об этом напоминали. Он стыдится. Вот этого я тоже не понимаю… стыдиться сочувствия? Того, что он спас мне жизнь?
Но раз он так хочет, я не напоминаю.
Вот еще что. Сэймей никогда не просит о том, о чем меня просят все остальные – играть. То есть просит… но не для того, чтобы послушать, не для удовольствия. Только, когда ему надо использовать музыку в каких-то его колдовских действиях. Музыка есть неотъемлемая часть некоторых магических ритуалов, уж это я знаю, меня учили. Так что для Сэймея инструмент – не бива или флейта, для него инструмент – сама музыка. А музыку он, мне кажется, не очень-то любит.
Тут я его понять могу. Временами я ее просто ненавижу.
Мне тошно слышать похвалы моему мастерству. «Хиромаса-сама, вы прекрасно играете!» Это значит- больше у тебя за душой ничего нет, ты ничто, ты лишь приложение к своей музыке. Временами я хотел бы прекратить, перестать играть совсем… Но не могу.
Не могу без этого жить.
Непристойно в этом сознаваться. Конечно, светский человек обязан разбираться в музыке и владеть одним – двумя инструментами, это входит в понятия о куртуазии… только какая уж куртуазия, когда на тебя накатывает, и тебе все равно, где ты – на дворцовом приеме, на ночной улице, где шныряют демоны, в мире богов - это неважно, важно одно – играть, играть, играть. Это сила, которой невозможно противостоять, она намного превосходит человеческую, иногда мне кажется, что она способна равняться с божественной. Ведь это музыка спасла жизнь Сэймея, когда его ранили в мире богов. Музыка, не я.
Вот в чем дело. Как бы ни была велика это сила, она не может проявиться сама по себе. Ей нужен музыкант.
Сэймей владеет своей магией. Моя музыка владеет мной. Вот разница.
Конечно, я этого не высказываю. Потому что получится очередная глупость. Я и так-то постоянно выгляжу глупо, и за излюбленным «Хороший ты человек, Хиромаса» Сэймея скрывается невысказанное «но какой же дурак!» А в последнее время он говорит: «Ты просто неподражаем!», и надо слышать, сколько в этом яда.
Наверное, я очень сильно его раздражаю.
Но он меня терпит. Потому что иначе, если верить ему, будет не с кем пить, и не над кем потешаться?
Не знаю. Не понимаю.
Абэ но Сэймей велик и мудр. Сколько ему лет – не знаю. Выглядит он моложе меня, но на самом деле старше. Насколько старше, говорить он отказывается, ну и неважно. Двигается он так легко, как много живший человек не может. Иногда мне кажется – как вообще не может человек.
Мне дважды приходилось видеть ,как он сражается. С голыми руками – против вооруженного противника. Такой ловкости, такого мастерства я больше не встречал ни в ком и вряд ли встречу. Но при этом – владея магической силой и искусством боя – он никогда никого не убивает. Иногда мне кажется, что он вообще не способен убить.
А я – такой слабый, такой никчемный – способен.
Это важно.
Я говорил, что не понимаю Сэймея, но понимает ли он себя сам? Не уверен. Он, например, отрицает, что он добрый – он, который спас жизнь стольким людям, он, благодаря которому столица не стала царством призраков!
Наверное, ему много лет говорили, что он чудовище, и он сам в это поверил.
А он – добрый. И очень одинокий. Он, правда, уверяет, что человек по природе своей одинок. Но это, сдается мне, - так… заклятие.
Сэймей один может защитить этот город, но кто защитит самого Сэймея?
Да, у него есть его шикигами, но их сила ограничена, и они не везде могут последовать за своим творцом.
Я – слабый человек, мне часто бывает страшно и – еще одно постыдное признание, особенно для того, кто служит в дворцовой гвардии – мне трудно причинять боль любому живому существу. Но я обладаю собственной волей, а значит, могу больше, чем любое магическое создание. Поэтому я всегда буду следовать за ним, буду приходить в этот дом в проулке Цутимикадо, и, если понадобится, буду охранять и защищать Абэ но Сэймея. Он, конечно, посмеется надо мной, это ведь и вправду смешно. Смейся сколько душе угодно, Сэймей, издевайся, только не прячься в убежище своего одиночества. И если придет беда, позволь мне встретить ее рядом с тобой.
Я люблю тебя, Сэймей, даже если ты чудовище.