По работе перечитываю мемуары Шаляпина, взгляд зацепился за следующее.
Опера ( "Паяцы") шла ни шатко, ни валко, в зале было скучновато. Но вот тенор запел знаменитую арию Паяца, и зал стал странно оживляться: тенор стал драматически плакать на сцене, а в публике начался смешок. Чем больше тенор разыгрывал драму, чем больше он плакал над словами «смейся, паяц, над разбитой любовью!», тем больше публика хохотала. Было смешно и мне… Я бы, вероятно, остался при мнении, что это бездарный человек, не умеет, смешно жестикулирует, и нам смешно… Но, зайдя поздороваться с ним за кулисы, понял, что дело в другом.- Всякий раз, - признался он мне, - когда я переживаю на сцене сильное драматическое положение, я не могу удержаться от слёз, я пла-чу… Так мне жалко бедного паяца. – Мне стало ясно, в чём дело. Этот, может быть, не совсем уж бездарный певец губил свою роль просто тем, что плакал над разбитой любовью не слезами паяца, а собственными слезами чересчур чувствительного человека… выходило смешно, потому что слёзы тенора никому не интересны.
Пожалуй, фразу "Слезы тенора никому не интересны" возьму на вооружение.