3. Где-то в Южных морях.
Это другой временной пояс – и там день, небо над морем ясно и безоблачно. Чего нельзя сказать об окружающей обстановке. После событий войны, когда «пал огнь с неба, ярче тысячи солнц», у многих людей развилась болезнь, медиками проименованная аэрофобией, иными словами, люди стали бояться летать. Причем, как правило, это были люди, в Битве Народов не участвовавшие, и пресловутого «небесного огня» не видевшие.И если раньше преобладающим видом транспорта на Гее был воздушный, то теперь пришлось возрождать и морской. Там, где это возможно, разумеется. Он, собственно, никогда полностью и не умирал, но пользовались им люди, которым не хватало средств на воздушные перелеты-- перевозки, или для путешествий на небольшие расстояния.
читать дальшеСначала воздушные суда перестраивали в водные, потом стали строить полноценные корабли. Потому что передвигаться по воде стало модно, и отправлялись в такие путешествия теперь не только безденежные бедняки, запуганные обыватели, но и люди светские и состоятельные.
Это породило новые проблемы. Пираты, конечно, существовали всегда, но раньше они как-то знали меру. Можно сколько угодно ругать империю Зайбах за тоталитарный строй, но при Дорнкирке именно ВВС Зайбаха служили защитой от морского разбоя. В нынешнем Зайбахе строй было тоже не сильно чтоб демократический, но на защиту от пиратов не хватало ни сил, ни средств. В результате пираты сильно обнаглели, и даже создали на островах подобие собственного государства.
Судовладельцам приходилось самим думать о защите, и они решали ее, нанимая в качестве охраны бывших военных. Особенно много было среди них безработных пилотов из того же Зайбаха – их там после войны много развелось, и квалификацию их бывшие противники по антиимперской коалиции хорошо ценили. О том, что не меньше таких же подалось в пираты, предпочитали не думать.
Круизному судну «Бель Эпок» под эсгардийским флагом, явно не повезло. У них было в качестве защиты два добротных мельфа, еще довоенной постройки. Когда ослепительное небо разверзлось, и оттуда проорали в динамик: «Всем бросить оружие! Это ограбление!», охранники честно выкатили их на палубу и тут же каждый получил по прицельному удару в пульт управления из плазменной пушки. Всем сразу стало ясно, что у грабителей вооружение куда как лучше, и трепыхаться нежелательно. Потому охранники и команда благоразумно сложили оружие, а пассажиры, вздыхая, извлекли кошельки.
Пиратский корабль барражировал на небольшой высоте. Определить страну постройки было затруднительно, ясно было, что изначально это был военный корабль, дополненный некоторыми девайсами. Там, где у военных кораблей помещается герб страны или командира, красовалось изображение белой совы на черном фоне. Понимающие люди при виде этого символа перешептывались – со страхом и отчасти с облегчением. Потому что знали: а) этой команде лучше не сопротивляться, б) если не сопротивляться, никого не убьют. Скорее всего.
Пираты ни мельфами, ни гамельфами не пользовались – на палубу «Бель Эпок» спикировал шлюп- флаер. Оттуда высыпали четыре разнокалиберных мужика, увешанные разнокалиберным же оружием, и приступили к планомерному ограблению пассажиров. Не грубо, но памятуя, что добрым словом и пулевым арбалетом можно добиться большего, чем просто добрым словом. Руководил этим занятием остроносый черноволосый тип, приговаривая:
--Дамы и господа! Не прячьте ваши денежки, не пытайтесь нападать -- и мы быстро разойдемся. К общему удовольствию.
Ему внимали. Физиономия у него была абсолютно честная, из тех, что вызывают доверие у окружающих. Но, как выяснилось, не у всех. Один из пассажиров, крепкий мужчина с широким, брыластым лицом, имевший при себе небольшой саквояж, при попытке изъять у него этот предмет, прижал его к себе и заявил:
--Там нет ничего ценного. –Голос у него был грубый, взлаивающий.
Надобно заметить, что пассажир совершил ошибку. Если б он беспрекословно отдал саквояж, грабитель – ухмыляющийся, с ожогом на лысине – возможно, сунул бы туда нос, и вернул владельцу. Но черноволосый обратил внимание и на слова, и на то, как брыластый прижимал к себе саквояж.
--А это уж нам судить…Орто, забери у господина ридикюль.
Лысый шагнул вперед, поигрывая угрожающего вида тесаком, и продолжая ухмыляться. И напрасно он это сделал. В руке у брыластого невесть откуда оказался плазменный хлыст и тесак вылетел из руки грабителя, а сам он невольно отскочил в сторону.
--Стало быть, разговор теперь пойдет другой, -- черноволосый мгновение колебался. Его оружием была абордажная сабля, но против плазменного хлыста это вряд ли сработало бы, и он выхватил арбалет у другого грабителя, рыжего и веснушчатого.
--А вот какой! -- прежде, чем предводитель успел выстрелить, брыластый схватил стоящую рядом даму – гламурную диву в элегантном дорожном платье от лучших эсгардийских портных, и прикрылся ее телом. – Сейчас вы отдадите мне свой шлюп и отпустите меня, иначе ей не жить.
--Мужик, ты чего-то путаешь, -- сказал черноволосый. – Мы не полиция, мы грабители. Нам заложники по фигу.
--Не прикидывайся, я знаю, кто вы! Вы никого не убиваете. И если не послушаетесь меня, ее кровь будет на вашей совести.
Пока он возглашал сие, еще один нападавших, молодой и лопоухий, нацелился в брыластого сзади. К несчастью, у того было хороший слух, и заслышав щелчок, он развернул даму. Она завизжала в голос. Ей повезло – лопоухий был не слишком хорошим стрелком, и пуля ударила в мачту.
--Делайте, как я сказал!
Неизвестно, что бы произошло дальше, но в палубу «Бель Эпок» ударила молния. Черная. Вернее, так казалось не очень зоркому зрителю. Зоркий бы разобрал, что со смотровой площадки пиратского корабля спрыгнул человек. Чтобы не разбиться в таком прыжке, надо было обладать либо крыльями драконида, чего не наблюдалось, либо ловкостью акробата. Человек, пройдя колесом по палубе, непостижимым образом не попал под плазменный хлыст, и ногой подсек брыластого так, что тот рухнул, выпустив заложницу. Та отскочила к поручням. Брыластый, впрочем, тут же вскочил, изготовившись к дальнейшей драке. Он не боялся. Любой человек, вооруженный лишь холодным оружием – а у нападавшего при себе была только сабля,-- против плазменного хлыста бессилен. На сей раз брыластый старался не выбить оружие, а целил прямо в наглеца. Если такой хлыст обовьется вокруг тела, сбросить его нельзя. Будет сжиматься, пока не переломает все кости и не перережет внутренности. И уклониться на близком расстоянии невозможно. И, однако, нападавшему удалось это сделать. Хлыст, бессильно свиваясь, выпал из рук брыластого, в то время как сабля вонзилась ему под подбородок, пробив горло.
--Мы стараемся не убивать. Но иногда приходится.—Этот голос был звонким и чистым.
Дама во все глаза смотрела на своего спасителя. Он был молод, облачен в черный мундир имперского офицера, но без знаков различия, светлые волосы стягивала косынка. Исключительно хорош собой. Это лицо можно было бы назвать ангельски прекрасным – если б его не уродовал длинный шрам через щеку. Однако, с точки зрения дамы, это лишь прибавляло его облику мужественности. Дама вздохнула, смежила очи и пала к спасителю на грудь.
… и обнаружила там то, чего никак не ожидала.
--Мадам, -- -- сказала девушка в черном мундире, -- будьте любезны отдать мне свое ожерелье.
Один солидный господин, уже расставшийся с бумажником, шепнул другому:
--Это же Дилена Меченая, я тебе говорил. Белая сова – это ее знак.
--Все, уходим, -- распоряжалась Дилена. – Риден, забери саквояж, похоже, это самое ценное, что мы сегодня взяли. Орто, дракономать тебя через колено, шесть нарядов на камбузе без очереди! А с тобой, Гадес, -- выразительно сказала она черноволосому, -- будет разговор особый.
Никто и не подумал заржать.
Так пираты покинули борт «Бель Эпок» и вернулись на свой корабль.
«Наталь», в прошлом «Крузейд», сейчас бы мать родная не узнала, -- если б у кораблей имелась мать, естественно. Мало было замалевать герб и прежнее название, надо было учитывать их нынешнее положение, поэтому фактически теперь это был гидроплан. Штатный гамельф, как оружие морально устаревшее, заменили двумя скоростными шлюпами ( где и как добыли, лучше не спрашивать). И действовали довольно успешно – это при том, что команда для корабля подобного типа была невелика – семь человек. Ничего, справлялись. Единственная проблема была в том, что на корабле не было кока, а со стороны нанимать никого не хотели. Поэтому готовили по очереди. Сейчас, когда все заняли свои места, и Паэль ( он, как и рулевой Кио, участие в абордаже не принимал), врубил двигатели на полную мощность, корабль двинулся в сторону базы на островах.
Двинулась. Все-таки слово «Наталь» женского рода, хоть крепость оно обозначает, хоть сову…
Помощник капитана, отдав распоряжения, вздохнул и отправился в капитанскую каюту для «особого разговора». Знал – бить не будут, но морально убьют обязательно.
Дилена Меченая, она же Селена Шезар, сидела в кресле, положив на стол длинные ноги в сапогах. Рядом с ногами возвышалась початая бутылка астурийского, и стоял распотрошенный саквояж.
Гадес деликатно отвел глаза. Очень трудно разговаривать с женщиной, которая большую часть жизни провела, будучи мужчиной. Причем не только психологически, но и физиологически. Однако, две половины личности, из которых одна проливала слезы над бабочкой, повредившей крылышко, а другая жгла и убивала для веселья и развлечения, объединившись, дали вполне приемлемый результат. Нынешняя Селена могла убить, не поморщившись, но отказывалась это делать без достаточно веских на то причин.
--Какого черта! – угрожающе начала она.—Если б ты не телепался сегодня, мне не понадобилось бы прыгать!
Так. Только не оправдываться. Или хотя бы не сразу. А ведь придется…
--А какого черта вообще надо было прыгать? Что, застрелить его с корабля – не судьба?
--А я люблю работать в контакте! И вообще, мне надо было командовать абордажем, тогда бы все прошло гладко!
--Ну, нельзя ж тебе, -- сказал он почти жалобно. –Ты не подумай чего, я просто боюсь, что тебя узнают…
--Кто? Кому надо, знают и так. И держат знанья при себе. А остальные… Селену почти никто не видел в лицо. А про Дидандау точно было известно, что он не женского полу. Да и не ходят граждане Зайбаха этими рейсами.
Вместо ответа Гадес положил на стол трофейный хлыст – тот был в режиме покоя, фактически, одна рукоять. Селена развернулась и встала. Отошла к иллюминатору. Вид этого оружия пробуждал у нее не самые приятные воспоминания. И не потому, что ее пытались им убивать или пытать. Наоборот. Совсем наоборот.
--На кой ты приволок сюда эту хрень?
--Оружие-то зайбахское.
--Оружие – да, владелец нет. Я зайбахский выговор по-любому узнаю, язык-то мне родной практически. Я тут в его бумажонках покопалась – все по оборонительным валам вокруг Эсгардии. Шпион это был.
--Чей?
--А черт его знает. Может, Баслам, может, Дедалус. От души надеюсь, что астурийская разведка так грубо не работает.
--Да и не любили у нас такого…-- Гадес не стал уточнять, почему. Впрочем, Астурия по части вооружения до недавнего времени была одной из самых консервативных стран.
--Так что выбрось ты эту хрень за борт… или нет, нечего оружием разбрасываться. Отдашь Катцу в арсенал.
--Есть, -- Гадес двинулся к двери, но голос Меченой догнал его.
--Куда? Обрадовался, понимаешь… думал, мозги запудрил и можно смотаться? Мы не договорили.
--Слушаюсь, капитан.
--Нечего глядеть овечкой! Как что, так «слушаюсь», а в боевой обстановке все время лезет вперед капитана!
--Но я же…
--В который раз тебе говорю – нечего меня нянчить и опекать. Опекали уже! Но Аллену простительно – он брат родной! А ты не брат!
--Да уж знаю, что не брат… -- нет, Гадес не глядел овечкой. Он глядел в пол.
--Знаешь. И что из этого следует? – мрачно спросила она.
Теперь он не просто смотрел в пол. Он готов был сквозь него провалиться. Несмотря на то, что корабль находился в воздухе.
--Какого черта мы уже год ходим вокруг да около? Раньше, понимаешь, было « я умру за вас, донна Селена», « и у сержантов есть чувства, и сержанты любить умеют» , разводил лирику на постном масле, а теперь заткнулся. Как на допросе!
--Раньше, -- пробормотал он, -- ты не была моим командиром.
--И что, субординация чувства отменяет?
Мощным усилием воли Гадес оторвался от рассматривания ковра на полу, и взглянул Селене в лицо.
Прежняя Селена была ангелом, ее двойник – порождением преисподней. А она предпочла быть просто женщиной. И в этом качестве могла бы быть сейчас королевой. Или женой президента. Но она и короля, и президента послала лесом… и почему?
Ради вольной пиратской жизни, неустанно напоминал он себе.
А если… не только?
--Нет, -- выдавил он.
--И почему я, разрази меня гром, должна ждать, пока ты расколешься? Кто из нас должен был сделать первый шаг? Черт побери, кто из нас мужчина?--Сообразив, что сказала, она несколько сбавила тон: -- Вообще-то не с моей биографией задавать такие вопросы…
Зависла опасная тишина.
--В общем, -- заключила Селена, -- если ты сейчас уйдешь, то останешься для меня только помощником. И больше не будем возвращаться к этому разговору.
Он не ушел.
Слепящее солнце било в иллюминаторы.
Очень трудно разговаривать с любимой женщиной, которая большую часть жизни пробыла мужчиной. Но иногда – так приятно….
Это другой временной пояс – и там день, небо над морем ясно и безоблачно. Чего нельзя сказать об окружающей обстановке. После событий войны, когда «пал огнь с неба, ярче тысячи солнц», у многих людей развилась болезнь, медиками проименованная аэрофобией, иными словами, люди стали бояться летать. Причем, как правило, это были люди, в Битве Народов не участвовавшие, и пресловутого «небесного огня» не видевшие.И если раньше преобладающим видом транспорта на Гее был воздушный, то теперь пришлось возрождать и морской. Там, где это возможно, разумеется. Он, собственно, никогда полностью и не умирал, но пользовались им люди, которым не хватало средств на воздушные перелеты-- перевозки, или для путешествий на небольшие расстояния.
читать дальшеСначала воздушные суда перестраивали в водные, потом стали строить полноценные корабли. Потому что передвигаться по воде стало модно, и отправлялись в такие путешествия теперь не только безденежные бедняки, запуганные обыватели, но и люди светские и состоятельные.
Это породило новые проблемы. Пираты, конечно, существовали всегда, но раньше они как-то знали меру. Можно сколько угодно ругать империю Зайбах за тоталитарный строй, но при Дорнкирке именно ВВС Зайбаха служили защитой от морского разбоя. В нынешнем Зайбахе строй было тоже не сильно чтоб демократический, но на защиту от пиратов не хватало ни сил, ни средств. В результате пираты сильно обнаглели, и даже создали на островах подобие собственного государства.
Судовладельцам приходилось самим думать о защите, и они решали ее, нанимая в качестве охраны бывших военных. Особенно много было среди них безработных пилотов из того же Зайбаха – их там после войны много развелось, и квалификацию их бывшие противники по антиимперской коалиции хорошо ценили. О том, что не меньше таких же подалось в пираты, предпочитали не думать.
Круизному судну «Бель Эпок» под эсгардийским флагом, явно не повезло. У них было в качестве защиты два добротных мельфа, еще довоенной постройки. Когда ослепительное небо разверзлось, и оттуда проорали в динамик: «Всем бросить оружие! Это ограбление!», охранники честно выкатили их на палубу и тут же каждый получил по прицельному удару в пульт управления из плазменной пушки. Всем сразу стало ясно, что у грабителей вооружение куда как лучше, и трепыхаться нежелательно. Потому охранники и команда благоразумно сложили оружие, а пассажиры, вздыхая, извлекли кошельки.
Пиратский корабль барражировал на небольшой высоте. Определить страну постройки было затруднительно, ясно было, что изначально это был военный корабль, дополненный некоторыми девайсами. Там, где у военных кораблей помещается герб страны или командира, красовалось изображение белой совы на черном фоне. Понимающие люди при виде этого символа перешептывались – со страхом и отчасти с облегчением. Потому что знали: а) этой команде лучше не сопротивляться, б) если не сопротивляться, никого не убьют. Скорее всего.
Пираты ни мельфами, ни гамельфами не пользовались – на палубу «Бель Эпок» спикировал шлюп- флаер. Оттуда высыпали четыре разнокалиберных мужика, увешанные разнокалиберным же оружием, и приступили к планомерному ограблению пассажиров. Не грубо, но памятуя, что добрым словом и пулевым арбалетом можно добиться большего, чем просто добрым словом. Руководил этим занятием остроносый черноволосый тип, приговаривая:
--Дамы и господа! Не прячьте ваши денежки, не пытайтесь нападать -- и мы быстро разойдемся. К общему удовольствию.
Ему внимали. Физиономия у него была абсолютно честная, из тех, что вызывают доверие у окружающих. Но, как выяснилось, не у всех. Один из пассажиров, крепкий мужчина с широким, брыластым лицом, имевший при себе небольшой саквояж, при попытке изъять у него этот предмет, прижал его к себе и заявил:
--Там нет ничего ценного. –Голос у него был грубый, взлаивающий.
Надобно заметить, что пассажир совершил ошибку. Если б он беспрекословно отдал саквояж, грабитель – ухмыляющийся, с ожогом на лысине – возможно, сунул бы туда нос, и вернул владельцу. Но черноволосый обратил внимание и на слова, и на то, как брыластый прижимал к себе саквояж.
--А это уж нам судить…Орто, забери у господина ридикюль.
Лысый шагнул вперед, поигрывая угрожающего вида тесаком, и продолжая ухмыляться. И напрасно он это сделал. В руке у брыластого невесть откуда оказался плазменный хлыст и тесак вылетел из руки грабителя, а сам он невольно отскочил в сторону.
--Стало быть, разговор теперь пойдет другой, -- черноволосый мгновение колебался. Его оружием была абордажная сабля, но против плазменного хлыста это вряд ли сработало бы, и он выхватил арбалет у другого грабителя, рыжего и веснушчатого.
--А вот какой! -- прежде, чем предводитель успел выстрелить, брыластый схватил стоящую рядом даму – гламурную диву в элегантном дорожном платье от лучших эсгардийских портных, и прикрылся ее телом. – Сейчас вы отдадите мне свой шлюп и отпустите меня, иначе ей не жить.
--Мужик, ты чего-то путаешь, -- сказал черноволосый. – Мы не полиция, мы грабители. Нам заложники по фигу.
--Не прикидывайся, я знаю, кто вы! Вы никого не убиваете. И если не послушаетесь меня, ее кровь будет на вашей совести.
Пока он возглашал сие, еще один нападавших, молодой и лопоухий, нацелился в брыластого сзади. К несчастью, у того было хороший слух, и заслышав щелчок, он развернул даму. Она завизжала в голос. Ей повезло – лопоухий был не слишком хорошим стрелком, и пуля ударила в мачту.
--Делайте, как я сказал!
Неизвестно, что бы произошло дальше, но в палубу «Бель Эпок» ударила молния. Черная. Вернее, так казалось не очень зоркому зрителю. Зоркий бы разобрал, что со смотровой площадки пиратского корабля спрыгнул человек. Чтобы не разбиться в таком прыжке, надо было обладать либо крыльями драконида, чего не наблюдалось, либо ловкостью акробата. Человек, пройдя колесом по палубе, непостижимым образом не попал под плазменный хлыст, и ногой подсек брыластого так, что тот рухнул, выпустив заложницу. Та отскочила к поручням. Брыластый, впрочем, тут же вскочил, изготовившись к дальнейшей драке. Он не боялся. Любой человек, вооруженный лишь холодным оружием – а у нападавшего при себе была только сабля,-- против плазменного хлыста бессилен. На сей раз брыластый старался не выбить оружие, а целил прямо в наглеца. Если такой хлыст обовьется вокруг тела, сбросить его нельзя. Будет сжиматься, пока не переломает все кости и не перережет внутренности. И уклониться на близком расстоянии невозможно. И, однако, нападавшему удалось это сделать. Хлыст, бессильно свиваясь, выпал из рук брыластого, в то время как сабля вонзилась ему под подбородок, пробив горло.
--Мы стараемся не убивать. Но иногда приходится.—Этот голос был звонким и чистым.
Дама во все глаза смотрела на своего спасителя. Он был молод, облачен в черный мундир имперского офицера, но без знаков различия, светлые волосы стягивала косынка. Исключительно хорош собой. Это лицо можно было бы назвать ангельски прекрасным – если б его не уродовал длинный шрам через щеку. Однако, с точки зрения дамы, это лишь прибавляло его облику мужественности. Дама вздохнула, смежила очи и пала к спасителю на грудь.
… и обнаружила там то, чего никак не ожидала.
--Мадам, -- -- сказала девушка в черном мундире, -- будьте любезны отдать мне свое ожерелье.
Один солидный господин, уже расставшийся с бумажником, шепнул другому:
--Это же Дилена Меченая, я тебе говорил. Белая сова – это ее знак.
--Все, уходим, -- распоряжалась Дилена. – Риден, забери саквояж, похоже, это самое ценное, что мы сегодня взяли. Орто, дракономать тебя через колено, шесть нарядов на камбузе без очереди! А с тобой, Гадес, -- выразительно сказала она черноволосому, -- будет разговор особый.
Никто и не подумал заржать.
Так пираты покинули борт «Бель Эпок» и вернулись на свой корабль.
«Наталь», в прошлом «Крузейд», сейчас бы мать родная не узнала, -- если б у кораблей имелась мать, естественно. Мало было замалевать герб и прежнее название, надо было учитывать их нынешнее положение, поэтому фактически теперь это был гидроплан. Штатный гамельф, как оружие морально устаревшее, заменили двумя скоростными шлюпами ( где и как добыли, лучше не спрашивать). И действовали довольно успешно – это при том, что команда для корабля подобного типа была невелика – семь человек. Ничего, справлялись. Единственная проблема была в том, что на корабле не было кока, а со стороны нанимать никого не хотели. Поэтому готовили по очереди. Сейчас, когда все заняли свои места, и Паэль ( он, как и рулевой Кио, участие в абордаже не принимал), врубил двигатели на полную мощность, корабль двинулся в сторону базы на островах.
Двинулась. Все-таки слово «Наталь» женского рода, хоть крепость оно обозначает, хоть сову…
Помощник капитана, отдав распоряжения, вздохнул и отправился в капитанскую каюту для «особого разговора». Знал – бить не будут, но морально убьют обязательно.
Дилена Меченая, она же Селена Шезар, сидела в кресле, положив на стол длинные ноги в сапогах. Рядом с ногами возвышалась початая бутылка астурийского, и стоял распотрошенный саквояж.
Гадес деликатно отвел глаза. Очень трудно разговаривать с женщиной, которая большую часть жизни провела, будучи мужчиной. Причем не только психологически, но и физиологически. Однако, две половины личности, из которых одна проливала слезы над бабочкой, повредившей крылышко, а другая жгла и убивала для веселья и развлечения, объединившись, дали вполне приемлемый результат. Нынешняя Селена могла убить, не поморщившись, но отказывалась это делать без достаточно веских на то причин.
--Какого черта! – угрожающе начала она.—Если б ты не телепался сегодня, мне не понадобилось бы прыгать!
Так. Только не оправдываться. Или хотя бы не сразу. А ведь придется…
--А какого черта вообще надо было прыгать? Что, застрелить его с корабля – не судьба?
--А я люблю работать в контакте! И вообще, мне надо было командовать абордажем, тогда бы все прошло гладко!
--Ну, нельзя ж тебе, -- сказал он почти жалобно. –Ты не подумай чего, я просто боюсь, что тебя узнают…
--Кто? Кому надо, знают и так. И держат знанья при себе. А остальные… Селену почти никто не видел в лицо. А про Дидандау точно было известно, что он не женского полу. Да и не ходят граждане Зайбаха этими рейсами.
Вместо ответа Гадес положил на стол трофейный хлыст – тот был в режиме покоя, фактически, одна рукоять. Селена развернулась и встала. Отошла к иллюминатору. Вид этого оружия пробуждал у нее не самые приятные воспоминания. И не потому, что ее пытались им убивать или пытать. Наоборот. Совсем наоборот.
--На кой ты приволок сюда эту хрень?
--Оружие-то зайбахское.
--Оружие – да, владелец нет. Я зайбахский выговор по-любому узнаю, язык-то мне родной практически. Я тут в его бумажонках покопалась – все по оборонительным валам вокруг Эсгардии. Шпион это был.
--Чей?
--А черт его знает. Может, Баслам, может, Дедалус. От души надеюсь, что астурийская разведка так грубо не работает.
--Да и не любили у нас такого…-- Гадес не стал уточнять, почему. Впрочем, Астурия по части вооружения до недавнего времени была одной из самых консервативных стран.
--Так что выбрось ты эту хрень за борт… или нет, нечего оружием разбрасываться. Отдашь Катцу в арсенал.
--Есть, -- Гадес двинулся к двери, но голос Меченой догнал его.
--Куда? Обрадовался, понимаешь… думал, мозги запудрил и можно смотаться? Мы не договорили.
--Слушаюсь, капитан.
--Нечего глядеть овечкой! Как что, так «слушаюсь», а в боевой обстановке все время лезет вперед капитана!
--Но я же…
--В который раз тебе говорю – нечего меня нянчить и опекать. Опекали уже! Но Аллену простительно – он брат родной! А ты не брат!
--Да уж знаю, что не брат… -- нет, Гадес не глядел овечкой. Он глядел в пол.
--Знаешь. И что из этого следует? – мрачно спросила она.
Теперь он не просто смотрел в пол. Он готов был сквозь него провалиться. Несмотря на то, что корабль находился в воздухе.
--Какого черта мы уже год ходим вокруг да около? Раньше, понимаешь, было « я умру за вас, донна Селена», « и у сержантов есть чувства, и сержанты любить умеют» , разводил лирику на постном масле, а теперь заткнулся. Как на допросе!
--Раньше, -- пробормотал он, -- ты не была моим командиром.
--И что, субординация чувства отменяет?
Мощным усилием воли Гадес оторвался от рассматривания ковра на полу, и взглянул Селене в лицо.
Прежняя Селена была ангелом, ее двойник – порождением преисподней. А она предпочла быть просто женщиной. И в этом качестве могла бы быть сейчас королевой. Или женой президента. Но она и короля, и президента послала лесом… и почему?
Ради вольной пиратской жизни, неустанно напоминал он себе.
А если… не только?
--Нет, -- выдавил он.
--И почему я, разрази меня гром, должна ждать, пока ты расколешься? Кто из нас должен был сделать первый шаг? Черт побери, кто из нас мужчина?--Сообразив, что сказала, она несколько сбавила тон: -- Вообще-то не с моей биографией задавать такие вопросы…
Зависла опасная тишина.
--В общем, -- заключила Селена, -- если ты сейчас уйдешь, то останешься для меня только помощником. И больше не будем возвращаться к этому разговору.
Он не ушел.
Слепящее солнце било в иллюминаторы.
Очень трудно разговаривать с любимой женщиной, которая большую часть жизни пробыла мужчиной. Но иногда – так приятно….
сексуальныелогические выверты Гадеса*Но я не представляю, чтоб эта дама вела себя по другому. так что мужику придется терпеть.
Так что я осталась при своем мнении.
Впрочем, подчиненные тоже не сахар)))
Помнится, одна рыжая барышня примерно так командовала Юлианом Минцем, а то он бы еще несколько лет собирался.