2.Квартирант
Когда-то, в другой жизни, император Дорнкирк объединил их в одну команду. Кабинетного стратега – и боевого пилота. Талантливого ученого – и армейского хама. Бывшего принца – и приютского воспитанника. Хладнокровного дипломата – и психа с огнеметом. Хитроумного манипулятора – и харизматичского лидера… да можно часами перечислять, чем отличались друг от друга Фолкен Лакур де Фанел и Диландау Альбато.
Но Дорнкирк недаром славился своей проницательностью. Они на дух друг друга не переносили, однако совместно действовали весьма успешно.
Пока все не кончилось очень плохо.
Но кончилось ли?
читать дальшеВ том мире, где они жили, Фолкен должен быть мертв, а Диландау… его просто не должно быть. Потому что на самом деле его никогда не было.
Но Фолкен был жив.
Разжалован, лишен прав занимать любую государственную должность, сослан… удивительно, надо сказать, мягкое наказание за убийство императора. Особенно такого императора, как Дорнкирк –превратившего самую нищую страну в могущественную империю, правившего триста лет, и бывшего для подданных живым богом.
Поэтому Фолкен, придя в себя в больнице, упорно отказывался верить в реальность происходящего.
Версий было две, и он постоянно перебирал их в мозгу, не в силах отдать предпочтение.
Он спит и видит сон.
Он умер и попал в другой мир.
Можно было также предположить, что это такой его персональный ад. Потому что он ад он, безусловно, заслужил. Он не просто убил императора. Он убил своего учителя, человека, спасшего ему жизнь, и давшего ему цель, того, перед кем он преклонялся. Да, безумный гений в своем неизбывном желании осчастливить весь мир был близок к тому, чтоб этот мир погубить, но все равно, преступление было слишком велико.
Но слишком мелкотравчатый получался ад, сонный и провинциальный. Проще было поверить в другой мир. И вчера, когда появился Диландау – не такой Диландау, Фолкен почти совсем в это поверил. Уж очень тот укладывался в концепцию другого мира. До той минуты, пока он не обмолвился насчет «другого облика».
Откуда этому облику взяться в другом мире ?
А если это не другой мир, а Диландау таки «вынесло», то Селена сейчас должна находиться в Астурии, в своем настоящем доме, а Диландау – см. выше.
Кроме того, Альбато ничего не знал о своей подлинной сущности, коррекция личности, что поделаешь…
Это уже не сон. Это бред.
И то ли сон, то бред прерывают поутру голоса внизу.
--А я и не слышал, деточка, как ты приехала.
--Утренним поездом, дедушка. Ди меня встретил, а сам уехал.
На пороге – девушка, высокая и сильная. На ней синее платье в спортивном стиле, распространенном в послевоенном Зайбахе, волосы по той же послевоенной моде коротко подстрижены. Она очень похожа на…
Брата?
На себя в мужской ипостаси?
Очень красива, но про нее не хочется говорить «слишком», хотя эту красоту ничто не корректирует – шрама на лице нет. Но это же естественно для женщины – быть красивой!
Все, как и говорил Аллен.
Нет, не все.
Из слов Аллена следовало, что психика Селены понесла урон гораздо худший, чем у производной личности. Она не узнавала никого, кроме своего брата, и почти не контролировала своих действий.
Эта девушка выглядела… ну, еще более разумной, чем вчерашний Диландау. Может быть, все-таки другой мир?
Он еще больше уверился в этом, когда Манфред начал хвастаться внучкой – такая скромная девушка, работает в столичной библиотеке, не то что нынешние вертихвостки, и на военную службу не стремится, нечего там женщинам делать, вот матушка ее, невестка моя, слушать ничего не хотела, а хотела служить вместе с мужем, и где они теперь?
Матушка той Селены, о которой было известно Фолкену, никакого отношения к военной службе не имела. Как и отец, впрочем.
Появились работяги, приступившие к смене водосточных труб. На сей раз, памятуя вчерашнее явление полковника – весьма споро. Но Манфред все равно удалился руководить, перед этим посоветовав внучке показать господину Лакуру озеро.
Других достопримечательностей в Альфарии, похоже, не имелось.
--И верно, пойдемте отсюда, -- рассудительно сказала Селена. – Все равно в ближайшие часы здесь будет слишком шумно.
Озеро Альфария, покуда не испорченное промышленными отходами, и впрямь было красиво. Над водой колыхался туман, камыши сухо шуршали. Все это располагало на лирический лад, пока девушка, обернувшись к Фолкену, не сказала:
--Вам обещали, что я отвечу на ваши вопросы. Спрашивайте.
Приплыли?
--Каким образом вы узнали? Вы… помните?
Он бы с удовольствием услышал: «Нет, мне брат рассказал».
--Я ничего не помню о том, что делается в другом облике. И он тоже. Но с тех пор, как мы узнали друг о друге, то научились общаться. Письменно. Оставляем друг другу послания.
Не так уж оригинально. Он слышал, что люди, страдающие расщеплением личности, пытаются выравнивать состояние психики таким вот образом. Оригинальность в том, что здесь личность меняется не только психически… только почему? Машину Судьбы ведь уничтожили.
--Тогда мой первый вопрос -- простите за бестактность – касается вас, Селена. Почему вы здесь? Вы должны быть у себя дома, в Астурии. Со своим настоящим братом. Он вас отчаянно искал…
--А я там и была, -- спокойно сказала она. –Сразу после войны. Приходила в себя два года. А потом начались рецидивы. Свыше десяти лет под коррекцией… сказались. Это само по себе неприятно, но Диландау там…
--Мне кажется, я понимаю.
--Аллен бы стерпел его общество, но окружение моего брата, по большей части, плохо относится к Диландау. И он к ним – тоже.
Мягко говоря, подумал Фолкен. Очень, очень мягко говоря.
--И, хотя после известных событий Диландау в Астурии официально не преследуют… но его ненавидят и боятся. Он же пугало там…
Забавно. Диландау всего лишь сжег несколько портовых складов в Паласе, так, поразвлекся, и он – пугало. А Фолкена, организовавшего воздушный налет на столицу, в результате которого погибли десятки, если не сотни мирных жителей, после его перехода на сторону Астурии, в Паласе терпели. Не любили, но терпели. Потому что полезен был. Политика…
--Короче,-- продолжала Селена, -- мы решили, что лучше мне вернуться в Зайбах. И Драйден тоже так считает.
--А Драйден-то здесь при чем?
--Ну, Аллен же всегда с ним советуется.
Действительно. Рыцарь Шезар, при всей свой неприязни к бывшему сопернику, признавал его умственное превосходство, и привык действовать по принципу «а сейчас мы позовем Драйдена, и он решит нам наши проблемы». Вот тот и решил. А, учитывая, что глава госсовета Астурии – человек крайне хитрый и расчетливый ( и по этой причине Фолкен когда-то отлично находил с ним общий язык), надо подумать, какую интригу тот выстраивал, возвращая Диландау/Селену на неисторическую родину.
На всякий случай Фолкен спрашивает: -- И он не считает, что это опасно для королевства?
--Вряд ли. Вы ведь в курсе, что Зайбах и Астурия теперь – снова союзники?
--Да, я читаю газеты.
--И Диландау, насколько я понимаю, теперь не тот, что прежде.
Против воле Фолкен усмехается.
--Вчера я имел случай в этом убедиться. На фоне того, каким он был… прошу прощения, но просто диво как сдержан.
Селена не смеется в ответ.
--Насколько я понимаю, теперь когда мы сосуществуем, мы уравновешиваем друг друга.
А ведь она права, наверное. Полная инертность Селены и абсолютная буйность Диландау… ранее они противостояли, а теперь дополняют друг друга. И это пошло обоим на пользу. Так сказал бы он… если бы это все же
не было болезнью.
--И нет никаких перспектив выздоровления?
--Не знаю. Никто не знает, и Йоджиро тоже. Это же был эксперимент. Все группу «идеальных солдат» психологически подправляли, но никто не подвергался такой глубокой коррекции, как Диландау.
Она умалчивает о том, что Йожиро как-то, хватив мензурку медицинского спирта, процитировал покойного шефа «Я не знаю, что такое Диландау Альбато –самый большой успех нашей лаборатории, или самый большой провал».
Но Фолкен озадачивается другим.
--Но, если ваша реальная семья все же в Астурии, то кто такой Манфред?
--А он – настоящий полковник Альбато. Когда детей из контрольной группы отдавали в интернат при военном училище, их оформили как военных сирот. И родителями были указаны реальные люди, только погибшие («ну да, имперская бюрократия – великая вещь»). Родителями Диландау числились капитан Ян Альбато, пилот боевого геликоптера, и его жена Арма, навигатор, погибшие про рейде на Чезарио. Лишь позже выяснилось, что у Яна Альбато жив отец. Он был в многолетней ссоре с сыном… но потом принялся разыскивать детей Яна. Так мы и познакомились. Старик очень одинок… и мы решили, что ему лучше считать нас своими внуками.
Это довольно комично звучит, если представить, как совещаются по семейным вопросам Селена и Диландау, но Фолкену отчего-то не смешно. В тот день он так и не решается задать ей вопрос, на который не успел ответить полковник.
Когда-то, в другой жизни, император Дорнкирк объединил их в одну команду. Кабинетного стратега – и боевого пилота. Талантливого ученого – и армейского хама. Бывшего принца – и приютского воспитанника. Хладнокровного дипломата – и психа с огнеметом. Хитроумного манипулятора – и харизматичского лидера… да можно часами перечислять, чем отличались друг от друга Фолкен Лакур де Фанел и Диландау Альбато.
Но Дорнкирк недаром славился своей проницательностью. Они на дух друг друга не переносили, однако совместно действовали весьма успешно.
Пока все не кончилось очень плохо.
Но кончилось ли?
читать дальшеВ том мире, где они жили, Фолкен должен быть мертв, а Диландау… его просто не должно быть. Потому что на самом деле его никогда не было.
Но Фолкен был жив.
Разжалован, лишен прав занимать любую государственную должность, сослан… удивительно, надо сказать, мягкое наказание за убийство императора. Особенно такого императора, как Дорнкирк –превратившего самую нищую страну в могущественную империю, правившего триста лет, и бывшего для подданных живым богом.
Поэтому Фолкен, придя в себя в больнице, упорно отказывался верить в реальность происходящего.
Версий было две, и он постоянно перебирал их в мозгу, не в силах отдать предпочтение.
Он спит и видит сон.
Он умер и попал в другой мир.
Можно было также предположить, что это такой его персональный ад. Потому что он ад он, безусловно, заслужил. Он не просто убил императора. Он убил своего учителя, человека, спасшего ему жизнь, и давшего ему цель, того, перед кем он преклонялся. Да, безумный гений в своем неизбывном желании осчастливить весь мир был близок к тому, чтоб этот мир погубить, но все равно, преступление было слишком велико.
Но слишком мелкотравчатый получался ад, сонный и провинциальный. Проще было поверить в другой мир. И вчера, когда появился Диландау – не такой Диландау, Фолкен почти совсем в это поверил. Уж очень тот укладывался в концепцию другого мира. До той минуты, пока он не обмолвился насчет «другого облика».
Откуда этому облику взяться в другом мире ?
А если это не другой мир, а Диландау таки «вынесло», то Селена сейчас должна находиться в Астурии, в своем настоящем доме, а Диландау – см. выше.
Кроме того, Альбато ничего не знал о своей подлинной сущности, коррекция личности, что поделаешь…
Это уже не сон. Это бред.
И то ли сон, то бред прерывают поутру голоса внизу.
--А я и не слышал, деточка, как ты приехала.
--Утренним поездом, дедушка. Ди меня встретил, а сам уехал.
На пороге – девушка, высокая и сильная. На ней синее платье в спортивном стиле, распространенном в послевоенном Зайбахе, волосы по той же послевоенной моде коротко подстрижены. Она очень похожа на…
Брата?
На себя в мужской ипостаси?
Очень красива, но про нее не хочется говорить «слишком», хотя эту красоту ничто не корректирует – шрама на лице нет. Но это же естественно для женщины – быть красивой!
Все, как и говорил Аллен.
Нет, не все.
Из слов Аллена следовало, что психика Селены понесла урон гораздо худший, чем у производной личности. Она не узнавала никого, кроме своего брата, и почти не контролировала своих действий.
Эта девушка выглядела… ну, еще более разумной, чем вчерашний Диландау. Может быть, все-таки другой мир?
Он еще больше уверился в этом, когда Манфред начал хвастаться внучкой – такая скромная девушка, работает в столичной библиотеке, не то что нынешние вертихвостки, и на военную службу не стремится, нечего там женщинам делать, вот матушка ее, невестка моя, слушать ничего не хотела, а хотела служить вместе с мужем, и где они теперь?
Матушка той Селены, о которой было известно Фолкену, никакого отношения к военной службе не имела. Как и отец, впрочем.
Появились работяги, приступившие к смене водосточных труб. На сей раз, памятуя вчерашнее явление полковника – весьма споро. Но Манфред все равно удалился руководить, перед этим посоветовав внучке показать господину Лакуру озеро.
Других достопримечательностей в Альфарии, похоже, не имелось.
--И верно, пойдемте отсюда, -- рассудительно сказала Селена. – Все равно в ближайшие часы здесь будет слишком шумно.
Озеро Альфария, покуда не испорченное промышленными отходами, и впрямь было красиво. Над водой колыхался туман, камыши сухо шуршали. Все это располагало на лирический лад, пока девушка, обернувшись к Фолкену, не сказала:
--Вам обещали, что я отвечу на ваши вопросы. Спрашивайте.
Приплыли?
--Каким образом вы узнали? Вы… помните?
Он бы с удовольствием услышал: «Нет, мне брат рассказал».
--Я ничего не помню о том, что делается в другом облике. И он тоже. Но с тех пор, как мы узнали друг о друге, то научились общаться. Письменно. Оставляем друг другу послания.
Не так уж оригинально. Он слышал, что люди, страдающие расщеплением личности, пытаются выравнивать состояние психики таким вот образом. Оригинальность в том, что здесь личность меняется не только психически… только почему? Машину Судьбы ведь уничтожили.
--Тогда мой первый вопрос -- простите за бестактность – касается вас, Селена. Почему вы здесь? Вы должны быть у себя дома, в Астурии. Со своим настоящим братом. Он вас отчаянно искал…
--А я там и была, -- спокойно сказала она. –Сразу после войны. Приходила в себя два года. А потом начались рецидивы. Свыше десяти лет под коррекцией… сказались. Это само по себе неприятно, но Диландау там…
--Мне кажется, я понимаю.
--Аллен бы стерпел его общество, но окружение моего брата, по большей части, плохо относится к Диландау. И он к ним – тоже.
Мягко говоря, подумал Фолкен. Очень, очень мягко говоря.
--И, хотя после известных событий Диландау в Астурии официально не преследуют… но его ненавидят и боятся. Он же пугало там…
Забавно. Диландау всего лишь сжег несколько портовых складов в Паласе, так, поразвлекся, и он – пугало. А Фолкена, организовавшего воздушный налет на столицу, в результате которого погибли десятки, если не сотни мирных жителей, после его перехода на сторону Астурии, в Паласе терпели. Не любили, но терпели. Потому что полезен был. Политика…
--Короче,-- продолжала Селена, -- мы решили, что лучше мне вернуться в Зайбах. И Драйден тоже так считает.
--А Драйден-то здесь при чем?
--Ну, Аллен же всегда с ним советуется.
Действительно. Рыцарь Шезар, при всей свой неприязни к бывшему сопернику, признавал его умственное превосходство, и привык действовать по принципу «а сейчас мы позовем Драйдена, и он решит нам наши проблемы». Вот тот и решил. А, учитывая, что глава госсовета Астурии – человек крайне хитрый и расчетливый ( и по этой причине Фолкен когда-то отлично находил с ним общий язык), надо подумать, какую интригу тот выстраивал, возвращая Диландау/Селену на неисторическую родину.
На всякий случай Фолкен спрашивает: -- И он не считает, что это опасно для королевства?
--Вряд ли. Вы ведь в курсе, что Зайбах и Астурия теперь – снова союзники?
--Да, я читаю газеты.
--И Диландау, насколько я понимаю, теперь не тот, что прежде.
Против воле Фолкен усмехается.
--Вчера я имел случай в этом убедиться. На фоне того, каким он был… прошу прощения, но просто диво как сдержан.
Селена не смеется в ответ.
--Насколько я понимаю, теперь когда мы сосуществуем, мы уравновешиваем друг друга.
А ведь она права, наверное. Полная инертность Селены и абсолютная буйность Диландау… ранее они противостояли, а теперь дополняют друг друга. И это пошло обоим на пользу. Так сказал бы он… если бы это все же
не было болезнью.
--И нет никаких перспектив выздоровления?
--Не знаю. Никто не знает, и Йоджиро тоже. Это же был эксперимент. Все группу «идеальных солдат» психологически подправляли, но никто не подвергался такой глубокой коррекции, как Диландау.
Она умалчивает о том, что Йожиро как-то, хватив мензурку медицинского спирта, процитировал покойного шефа «Я не знаю, что такое Диландау Альбато –самый большой успех нашей лаборатории, или самый большой провал».
Но Фолкен озадачивается другим.
--Но, если ваша реальная семья все же в Астурии, то кто такой Манфред?
--А он – настоящий полковник Альбато. Когда детей из контрольной группы отдавали в интернат при военном училище, их оформили как военных сирот. И родителями были указаны реальные люди, только погибшие («ну да, имперская бюрократия – великая вещь»). Родителями Диландау числились капитан Ян Альбато, пилот боевого геликоптера, и его жена Арма, навигатор, погибшие про рейде на Чезарио. Лишь позже выяснилось, что у Яна Альбато жив отец. Он был в многолетней ссоре с сыном… но потом принялся разыскивать детей Яна. Так мы и познакомились. Старик очень одинок… и мы решили, что ему лучше считать нас своими внуками.
Это довольно комично звучит, если представить, как совещаются по семейным вопросам Селена и Диландау, но Фолкену отчего-то не смешно. В тот день он так и не решается задать ей вопрос, на который не успел ответить полковник.
-
-
12.04.2012 в 14:47-
-
12.04.2012 в 15:35-
-
12.04.2012 в 17:52-
-
12.04.2012 в 19:03-
-
12.04.2012 в 19:29