Откусила начало вот этого. Кстати, если вы думаете, что на постере два молчела и дева, то напрасно. Молчел один ( на первом плане), а девы как раз две.
Работа давняя и давно опубликованная. Но пусть и здесь будет.
СВЯТАЯ И ЧУДОВИЩЕ: ВАРИАЦИИ ОДНОГО МИФА
Жиль: Во мне, госпожа, не сомневайтесь. У меня нет иных желаний, кроме как служить вашей воле. "Мистерия об осаде Орлеана", 1434 г.
Жиль: Я уже возвел на себя столько, что можно было бы казнить десять тысяч человек. Протокол допроса от 21 октября 1440 г.читать дальше
"Ополченцы, жившие в Орлеане, вернувшись к своим ремеслам, вспоминали речь Жиля десятилетиями. И они утверждали, что было какое-то сходство, какое-то родство между Жилем и Девой. Много лет спустя это подтвердилось - оба были казнены за колдовсто. Дева - потому что ее колдовство было белым и завоевало государство униженному королю, Жиль - потому, что его колдовство было черным, и в конце концов он дошел до того, что на четвертом десятке, выкрасив бороду в синий цвету, начал резать живых детей у себя в Бретани, и предаваться похоти с окровавленными телами...
Ополченцы слушали, словно смутно прозревая очертания страшного будущего Жанны и Жиля." Томас Кенелли, "Красная кровь, сестра розы".*
* Цитаты из Т.Кеннели, Р. Ная и Жиля де Ре даны в переводе Н. Резановой.
"Симона читала: у Жанны, которую народ встречал с ликованием, при дворе и в лагере было очень мало друзей. Их она находила чаще всего среди очень молодых вельмож. Самым блестящим из них был Жиль де Лаваль, по прозвищу де Рэ. Он принадлежал к числу богатейших людей Франции, носил титул маршала и был необычайно красив. Величайший сибарит своего времени, он окружал себя сказочной роскошью, страстно любил искусство, брал с собой в поход собственную капеллу из мальчиков, искусных певцов, а также и взрослых актеров... Симона думала над тем, что могло привлечь его к Жанне и что Жанне нравилось в нем. Известно лишь, что они были большими друзьями." Лион Фейхтвангер, "Симона".
Из последней цитаты создается впечатление, что в своем романе о девочке, в оккупированной нацистами Франции отождествляющей себя с Жанной д` Арк, Фейхтвангер задает вопрос, интересующий не столько героиню, сколько автора. Фейхтвангер, кажется, первый из больших писателей, рискнувший обратится к теме, которую романтическая литература Х1Х века обходила стороной либо замалчивала. Пожалуй, то же можно сказать о литературе начала ХХ века ( так , в пьесе Бернарда Шоу "Святая Иоанна" Жиль выведен эпизодически, а все его исторические функции переданы Дюнуа). Серьезные историки предпочитают не затрагивать данную тему до сих пор. Например, автор самой авторитетной русской биографии Жанны Владимир Райцес Жиля вообще не упоминает. В чрезвычайно достойной во всех иных отношениях книге Жанн-Мари Клэн и Режин Перну "Жанна д`Арк" мы встречаемся с таким лихим кульбитом:" ...Она (самозванка) бежит к Жилю де Лавалю, сеньору де Ре, который берет ее с собой на войну. В 1440 г. Жиль де Ре плохо кончит: после ареста он будет повешен и сожжен." Перед нами типичная подмена понятий post hoс на propter hoс, о том же, что Жиль был казнен вовсе не за сотрудничество с Лже-Жанной, в книге нет ни слова.*
* Еще тоньше сработали авторы показанного у нас французского телесериала "Жанна Дева" - там персонаж просто лишился "нехорошей" части фамилии - де Ре, и фигурирует не вызывающий никаких дурных ассоциаций Жиль де Лаваль.
Чего не скажешь об историках скандально-сенсационного толка типа Роже Амбелена. Те данную тему просто обожают. Правда, случаются и обратные перекосы. Так, небезызвестный Еремей Парнов в своей книге " Трон Люцифера", в разделе, посвященном Жилю, не упоминает, что он имел какое-то отношение к Жанне и вообще к любым заметным событиям Столетней войны.
Итак, что же могло их связывать? И что известно о Жиле?
Жиль де Ре ( или Рэ, или Рец - в русской традиции нет единого написания) барон де Лаваль, носивший прозвище Синяя Борода - никто из историков не может внятно объяснить, почему, - родился в 1404 году. Выходец из знатнейшего рода, наследник огромного состояния. Очень рано ( в шестнадцать лет) женился на своей родственнице Катрин де Туар, имел единственную дочь. Его постоянный интерес к наукам и искусствам - по тем временам весьма подзрительное исключение для представителя рыцарского сословия, что до поры не мешает ему успешно подвизаться на ратном поприще. После появления Жанны при дворе дофина в Шиноне он становится ее преданным и даже фанатичным сторонником. Прекрасно проявляет себя при снятии осады с Орлеана. По окончании ее, в возрасти 25 лет получает звание маршала Франции и - единственный, кроме Жанны из участников кампании - право прибавить к своему гербу королевские лилии. После пленения Жанны он безуспешно пытается ее спасти, и отказывается верить в ее смерть: "Жанна бессмертна". Три года спустя он наисал воспевающую Жанну "Мистерию об осаде Орлеана", и потратил астрономическую сумму на постановку ее в Орлеане, на местах событий, причем сам играл собственную роль.
Пока все прекрасно и безупречно. Дальше будет хуже. Появляется некая Клод д`Армуаз ( де Сермуаз), утверждающая, что она - Жанна, избежавшая костра. И не кто иной, как Жиль оказывает ей материальную и военную поддержку,"называет себя ее рыцарем и передает под ее команду свое войско"(Л. Фейхтвангер,"Изгнание"). Сторонники теории, что "дама д`Армуаз" была настоящей Жанной, числят этот факт едва ли не главным среди своих доводов - уж кто-кто, а Жиль не мог ее не узнать! Как же, цедят сквозь зубы ихпротивники. От такого мерзавца можно было ждать любой подлости... И те, и другие предпочитают не замечать феномена слепой веры, которая признает только, что хочет - и не в одном лишь ХY веке.
Дальше еще хуже. 36-летний маршал обвинен во всех мыслимых и немыслимых преступлениях - колдовстве, чернокнижии, связи с дьяволом, сексуальных извращениях и многочисленных убийствах детей. Отрицая в начале стремительного инквизиционного процесса все обвинения, вскорости Жиль так же признает их все - и сверх того, и гораздо сверх того. Признания его столь ужасны, что распятие в зале суда закрывают покрывалом, дабы оно не осквернилось подобными мерзостями, да и посейчас материалы процесса - чтение не для слабонервных. После чего маршал де Ре приговорен к повешению ( казнь, позорная даже для простого дворянина) и сожжению, что и совершилось 26 октября 1440 года. Можно было бы сказать, что справедливость восторжествовала, если б не несколько странных обстоятельств. Обвинением не было предъявлено никаких вещественных доказательств. Убитые горем родители порой не могли назвать ни пола, ни возраста, ни имени своих погибших детей. Из многочисленной дворни Жиля только двое слуг дали однозначные показания проиив своего господина, за что и были в благодарность сожжены как сообщники. Зато все прочие "подельники" были освобождены - в первую очередь алхимик Франческо Прелати, показания которого сыграли роковую роль в обвинении ( впоследствии Прелати все же был повешен, но не за алхимию, а за кражу и подделку печатей казначея Бретани), затем духовник Жиля Эсташ Бланше ( его роль в деле неясна), и, что самое интересное, некая ведьма Перрин Мартен, по прозванию Ла Меффрей ("наводящая страх"), обвинявшаяся в том, что поставляла Жилю детей - и это при том, как беспощадна была инквизиция к женщинам, лишь заподозренным в причастности к ведовсту. Владения Жиля перешли почему-то именно к тем лицам, кто дал ход делу и санкционировал смертный приговор - епископу Нантскому и герцогу Бретонскому, а жители Нанта, где происходила казнь, оделись в траур и оплакивали осужденного.
Это факты. Двльше начинается область мифов и легенд. Не подлежит сомнению, что Жиль де Ре вошел в общественное сознание как воплощение зла, аморализма и неограниченной жестокости. Фольклор, не признающий полутонов, породил сказку о Синей Бороде, не имеющей уже никаких точек соприкосновения с реальностью. Однако и для более образованных сословий восприятие образа менялось мало. Даже в наше время Й.Хейзинга, крупнейший знаток эпохи, в своей книге "Осень Средневековья" Жиля иначе как "чудовищем" не называет. Что, конечно, отнюдь не проясняет вопроса о том, почему столь злой, жестокий и аморальный человек был лучшим другом безупречной Жанны. Как уже было сказано, литераторы прошлого делали вид, что этого просто не было. Зато литераторы века нынешнего обрушились на тему с лихорадочной энергией. Вариации, предложенные ими, весьма различны ( при том, что здесь не рассматриваются откровенно бульварные сочинения).
Самую пакостную версию преподнес русско-американский автор Г. Климов, автор "Князя мира сего" и "Имя мне легион" - этаких романизированных версий "Молота ведьм". Было бы довольно противно, а главное - скучно пересказывать его теории по выявлению во человечестве "служителей сатаны" - а к ним, похоже, относятся все, кто хоть чем-то отклняется от общего знаменателя, но вот что Климов пишет по интересующему нас вопросу - конечно, они были друзьями! Два сапога - пара, и не потому, что в Жиле было что-то хорошее, а потому что Жанна была по натуре столь же жестока, безжалостна и бесчеловечна. Просто она сумела сублимировать свои жестокость и кровожадность, поставив их на пользу государству, а он, дурак, не сумел.
Н-да. С прискорбием приходится констатировать, что на подобный выверт оказались способны только русские мозги. Хилые европейцы не потянули. Достойнее других вышел из ситуации Букеровский лауреат Т. Кенелли в своем романе Blood red, sister rose ( адекватно перевести довольно трудно. Можно так, как в приведеннгой выше цитате, а можно, как в контексте романа "Кроваво-красная сестра-роза"). В целом разделяя общепринятую точку зрения на вину и преступления Жиля, он рисует его человеком, страдающим тяжким психическим заболеванием, которое неминуемо будет прогрессировать, и несчастье его в том, что в ХV веке психиатров не было. Вот на чем основывается, по словам королевы Иоланды Сицилийской, его преданность Жанне: " У него страсть к красочному. К пророчествам, видением, прорывам из неведомого. В этом твоя сила. Он отдаст тебе свои деньги, время, труд, потому что тайна и сверхъестественное - единственное, за что он действительно хочет платить." Жанна от этого первоначально весьма не в восторге. "Ей не нравилось, что о ней он говорил в том же тоне, что говорят о замечательных бурях, чуме, сражениях или диковинных зверях с Востока." Однако потом дружеские отношения все-таки складываются. Когда же душевное заболевание Жиля становится очевидно, "она чувствовала себя с ним неуютно, странности его больше не казались забавными", и все же Жанна считает, что в подобной ситуации товарища не бросают, и заботится о нем. Но ей жить недолго, а у остальных не хватит соображения...
Правдоподобно? Вполне. А потому вряд ли кому интересно. И вообще, дружба по нынешним временам - это как-то пресновато. Вот любовь - это другое дело! По крайней мере, с его стороны - тем более, что крайности, до которых Жиль доходил в почитании "своей госпожи", дают пищу домыслам.
Любовь самого злого и порочного к самой чистой и светлой - каков сюжет! И тема начинает раскручиваться. А как же, сомнений быть не может, утверждает Р. Амбелен ("Загадки французской истории") - любил, "разорился из-за любви к ней". То, что по утверждению того же Амбелена ( и некоторых других авторов) у Жиля была противоположная сексуальная ориентация, ничуть не смущает. А вот именно поэтому! Жанна была так похожа на юношу, настаивает Амбелен, что он не мог в нее не влюбиться.
Но это еще пишет как бы историк. А когда за разработку темы берутся беллетристы...
Вот повесть маститого французского писателя Мишеля Турнье, Гонкуровского лауреата и члена Гонкуровской же академии , "Жиль и Жанна". Согласно Турнье, Жиль первоначально был "славным парнем, не хуже и не лучше других, заурядного ума, но искренне верующим...одним из множества грубых и неотесанных дворян-провинциалов". Поскольку науки, искусства и едва ли не сама большая частная библиотека в государстве в сию концепцию не вписываются, Турнье о них умалчивает. Встретив Жанну, Жиль безумно в нее влюбляется, но чувства его совершенно чисты и возвышенны. После пленения Жанны он рвется к ней на выручку (было), но весь его отряд перебит, а сам он, израненный и оборванный, пробирается в Руан( чистая фантастика) и видит казнь Жанны. Это обстоятельство становится для него роковым.
"Он падает, зарывшись лицом в черную землю. И лежит там, словно мертвый, до первых лучей зари. Тогда он поднимается. Но всякий, увидевший его, понял бы, что в нем что-то изменилось, и лицо его стало лицом лжеца, кровопийцы, богохульника, распутника, дьяволопоклонника... Вскоре ангел, порожденный адом, расправит свои крылья."
После чего в " уме, больном от неутоленной страсти", поселяются всякие нехорошие идеи, и возникшему алхимику Прелати - провокатору не по службе, а по душевному призванию, без труда удается направить их в нужное русло. Затем следуют известные злодеяния, суд, раскаяние, которое Турнье объясняет тем, что Жиль убоялся отлучения от церкви (!) и достойно встреченная смерть. "Толпа падает на колени. К небу возносятся пение и молитвы. Но ни этот мощный погребальный хор, ни грохот бури не могут заглужить мощного небесного зова, доносящегося словно голос далекого колокола и призывающего:
Жанна! Жанна! Жанна!"
Fin. Кто пишет трогательнее, чем французы?
Разве что некоторые англичане.
"В ее присутствии моя воля растворялась в ее воле, мои заботы оставляли меня. В это сияющее время я не был оставлен на милость воображения своего злого сердца... Я обожал все, что узнавал в ней. Я хочу сказать - не плотски, не девушку, которая могла весь день есть землянику, и так забавно выглядела в мужской одежде. Я имею в виду - то, что двигало ей, и жило в ней, и творило. Я был ее слугой. Я страстно желал ее победы. И рыдал, слыша ее повеления. Говорю тебе, отец, то было больше, чем любовь. Она отвергала влюбленность. Она была тьмой.* И я был ее шутом - шут не знает, что такое мудрость, но притворяется, что приобщен к ней, когда есть и пьет случайно упавшее ему состола святое причастие... Я - ее зеркало. Кто смотрит на меня, видит ее."
* По английски - dark.
Это Жиль в романе английского писателя Роберта Ная "Жизнь и смерть моего господина Жиля де Ре". Най - автор философско-фантастической трилогии "Фальстаф", "Мерлин", "Фауст" и биографических романов о Байроне и Уолтере Рэли ( последний переведен на русский язык). "Жизнь и смерть..." вышедшая в Лондоне в 1990 году, по композиции и замыслу несколько повторяет известный русскому читателю роман Жоржа Борденова "Реквием по Жилю де Рэ" (который открывается замечательной фразой :"Он жил, как чудовище, и умер, как святой".), но по части драматических эффектов англичанин француза много превзошел. Роман написан от лица упомянутого выше капеллана Эсташа Бланше, современика и участника событий, однако создается впечатление, что Най не ставил себе задачей соблюдать хоть какое-то историческое правдоподобие. Главное - эффект! ( Кстати, и Мишель Турнье, и Роберт Най - оба впадают в крайность, противоположную писателям прошлого. Если те в упор не видели Жиля, эти не желают замечать во Франции данного периода каких-либо других полководцев. Най даже определенным образом сквитался с Шоу, приписав некоторые действия Дюнуа Жилю.) Итак, по замыслу Ная, Жиль, "прекрасный, как Люцифер, когда тот был любимым ангелом Бога"*, изначально жесток и порочен, уже к четырнадцати годам отравив двух юных девиц, с коими был помолвлен( надо же задним числом оправдать сказку о Синей Бороде, коли жена у Жиля была одна, и, вдобавок, его пережила). Но..."когда я увидел ее, она выглядела как белое пламя. И что-то отпало от моей души - какая-то опухоль, какой-то рак...Я мечтал умереть, служа ей. Может быть, в последний миг, когда она возьмет Париж. Такова была моя тайная молитва". Но - "ту, которая была пламенем, обратили в пепел", и злое начало вновь берет верх. "Мир сошел с ума, истина и чистота были сожжены на рыночной площади, и зло восторжествовало...Это я убил ее, отец. Неужели в глубине души я желал замучить и убить ее? Признаюсь, я мог бы спасти ее от костра. Но не спас. Я ничего не сделал. Не действовал". (Впоследствии автор спохватывается, что это уж чересчур, и упоминает, что здесь Жиль на себя наговаривает.) "Будь уверен, я возненавидел себя за то, что ее сожгли. Но потом ее я возненавидел больше, чем себя".
* Кстати, пресловутая красота Жиля, не позабытая почти никем из литераторов, кроме, понятно, Турнье, судя по известным изображениям - тоже из области легенд.
И начинается нескончаемый поток преступлений ( сознательное сотрудничество с самозванкой сюда тоже относится) , для которых никаких посторонних провокаций не надобно. Затем подробно описаны суд и признание. Здесь автора больше всего занимает вопрос - почему? Почему он так быстро признался? Конечно, замечает Най (или Бланше), человек, который привык причинять боль другим, становится трусом, и он мог испугаться пытки. Однако,"несмотря на то, что Жиль сделал за годы, после того, как ту добрую женщину сожгли в Руане, я верю, что он непостижимым образом сохранил верность ее памяти. Настолько же, насколько он верил в боль, он верил в Жанну. И эта вера толкала его увидеть ее вновь, воссоединившись с ней на костре и после него". Несколько глав спустя автор вновь возввращается к этой теме и выражается еще категоричнее. Он утверждает, что угроза пытки не сыграла вообще никакой роли. "...все, что Жиль совершил в своей жизни, было прямым следствием влияния Жанны, каким бы роковым образом он не искажал эту благодать. Следственно, я утверждаю, что Жанна вдохновила Жиля сознаться в грехах, рассказать правду и вернуться к Богу. Жанна явилась ему, и это стало поворотным пунктом процесса. Не может быть других объяснений тому, как он изменился". ( курсив мой. Н.Р.)
Вообще роману этому не случайно отведено в обзоре столько места - он самый объемный из всех известных мне сочинений, и полон многочисленных философских рассуждений о Боге, об абсолютном зле, о двойственной природе человека, о губительности однобокого мужского воспитания и возвышающем влиянии идеала вечной женственности, воплощенном в Жанне. И кончается это утверждением, что Жиль сам по себе никакого значения не имеет. "Я редко думаю об его жизни, а о смерти - никогда",- правда, это предпоследняя фраза романа о "Жизни и смерти..."
Таков обзор литературных вариаций мифа о святой и чудовище.
А тем временем коллегия французкий юристов вновь подняла материалы процесса, и, внимательно их рассмотрев, пришла к выводу, что тот был сфабрикован как церковными, так и светским властями Бретани в однозначно корыстных целях. Имели место пытки и "промывание мозгов". В 1992 году Жиль де Ре был признан невиновным и официально реабилитирован - 552 года спустя после казни.
Вопрос, с которого начиналась статья, снимается - за отсутствием парадоксальности содержания.
Но признания Жиля существуют, они не вымышлены. Почему же он все-таки оговорил себя?
Не нам задавать этот вопрос. Наша недавняя история полна процессов безупречных офицеров и полководцев, которые на допросах быстро сознавались в чем угодно - хоть в рытье тоннеля от Бомбея до Лондона, и всенародно обличали себя и других. Вспомним процессы Тухачевского, Уборевича, Якира и увидим, что между ними и процессом маршала де Ре принципиальной разницы нет.
Существуют разные виды храбрости. Судебная история и в особенности история инквизиции свидетельствует, что более чем часто ломались под пытками и при обычных допросах именно храбрые, сильные воины - стоило им лишь ощутить себя безоружными и беззащитными.( Как жалко, к примеру, вели себя на допросах декабристы - в большинстве своем боевые офицеры. Из сотни с лишком человек только двое держались достойно - Лунин и Пущин, причем Пущин был штатским.) А наиболее стойко и твердо держались женщины*, что, отчасти, и обусловило особую "любовь" к ним инквизиции. Сравнение процессов Жанны и Жиля - очередное тому подтверждение.
* Ср. "Ни пытки, ни огонь, ни ожесточение палачей, раздраженных тем, что не смогли справиться с женщиной, не сломили ее и не вырвали у нее признания. Женщина, вольноотпущенница, в таком отчаянном положении оберегавшая посторонних и почти неизвестных ей людей, явила блистательный пример стойкости, тогда как свободнорожденные мужчины, римские всадники и сенаторы, не тронутые пытками, выдавали тех, кто каждому из них был наиболее близок и дорог". ( Тацит, "Анналы",16, 57)
Однако следует заметить, что большинство отечественных средств массовой информации, упомянувших о реабилитации Жиля, отозвались о ней скептически или прямо враждебно. Названные книги Турнье и Борденова переведены у нас уже после нее. Причем в издательском предисловии к "Реквиему..." есть прелестная фраза: "Все самое порочное, что можно найти в человеческой душе, как в фокусе сконцентрировалось в фигуре Жиля де Рэ..." Более объективные публикаторы Турнье меланхолически сообщают, что вряд ли реабилитация как-то повлияет на сложившийся образ.
Увы. Люди питают невероятное пристрастие к вымышленным ужасам, и знать ничего не хотят об ужасах настоящих. А история честного полководца, поддавшегося на провокацию и сломавшегося под пытками, безусловно, значительно менее выигрышна, чем миф о злобном чудовище и великой запретной любви.
"Симона ищет глазами своих немногочисленных друзей. Она их очень хорошо знает, она ведь читала в книжках, кто ее подлинные друзья. Но одного из них здесь нет, а его-то ей главным образом и нехватает. Это Жиль де Рэ, великий сибарит и безбожный повеса, с его мальчикам-певчими и актерами, с его страстью к женщинам и книгам. Его нет как нет, и Симона не решается спросить, где он..."
"Летающие мечи Врат Дракона" А вот это уже китайщина типическая - летающие бойцы, "мое кун-фу круче твое кун-фу", и ты ды. Красиво, но невнятно. И еще перевод кривой. Заметила модный тренд - бойцовая среднеазиатская баба во множестве косичек ( но не в качестве главной героини). Второй фильм подряд. Главное, за что зацевился взгляд - один из актеров ( не скажу один персонаж - он играет две роли) на морду лица вылитый Бёрн Горман. Ну вот как может быть китаец один в один с ирландцем ( или он шотландец?) А вот бывает...
Мода 1485 года Это было очень познавательно. Во всяком случае, для меня, в тряпках любых веков разбирающейся на уровне "красиво" и "бррр".
из демонстрации второго дня. Собаки - это крысоловы, и их хозяйка помогала горожанам держать крысиное поголовье на минимуме. За неплохую "похвостовую" плату. Мужчина с белым посохом - паломник. Значок на шапке говорят о том, куда он направляется, а на куртке - о том, где он уже побывал.
Перед нами - горожанка с прислугой. Статус хозяйки дома легко определялся по шнуровке: шнуровка сзади - служанка есть, шнуровка спереди - самообслуживание. Длина рукава тоже имела определенное значение. Женщина, занимающаяся домашней работой самостоятельно, никогда не носила длинный рукав повседневно. Ткань могла запачкаться, прогореть от искры - и пропало платье. А чистые льняные рукава стоили дешево и легко заменялись.
Поденщики. Во-первых - на них передники. Огонь был самым злейшим врагом тех, кто крутился целый день по хозяйству. Передники обрабатывались таким образом, что ткань не начинала полыхать от первой же искры. Во-вторых, на них заплатанная одежда слабых цветов. Цвет - это краситель, а красители были дороги. И, разумеется, никто не надевал лучшее, подряжаясь на работу, отсюда заплаты.
В чем коспромиссы не допускались, так это в чистоте одежды. Поскольку в Англии тех лет всех детей учили грамоте, появление ребенка в грязной рубахе на занятиях приводило к тому, что родителей, после предупреждений, могли запросто выставить у церкви к "позорному столбу" на несколько часов. И чем дешевле ткань, тем проще ее было стирать. Потому что дорогие платья не стирали - их чистили. Стирали льняные подкладки, которые были у всех одеяний. Мужчины-работники часто носили "наштанники", так сказать. Эдакие мешковатые труселя поверх штанов. Тоже с той же целью - защита одежды и своего рода техника безопасности.
А вот эти - явно из челяди. Кроме типа в короткой красной куртке. Короткая куртка - итальянская мода. Англичане предпочитали более длинные, закрывающие бедра. Англия - это таки не Италия, холодновато будет. Тип вооружен, и на шапке у него "бейджики", оповещающие, к какой партии и какому дому он принадлежит. Кроме того, на его куртке - знак дома, которому он в данный момент служит. Всё вместе может классифицировать мужчину как наемника.
Другие двое тоже вооружены, то есть относятся к челяди какого-то лорда, причем сине-красная куртка - эта ливрея. В данном случае, дома Норфолков, если помню правильно. Цвет одежды уже более насыщенный, ведь ткань для своей челяди покупал лорд.
Леди или очень богатая горожанка. В пятнадцатом веке многие горожане в Англии были уже настолько состоятельны, что "стало невозможно отличить господина от слуги", как констатирует очередной закон о сословных регулированиях моды. Все эти законы провалились с треском, хотя их издавали перидически. Проформы для, похоже, потому что в некоторых случаях они привели чуть ли не к моде одеваться не по рангу в знак того, что хозяин дома достаточно состоятелен, чтобы при необходимости оплатить любые штрафы.
Платье у леди длинное, отороченное по подолу мехом - знак того, что живет хозяйка платья в доме, где подол о нечистый пол не испачкается и солома к нему не прилипнет, да и по двору и по улицам ей бегать не надо - передвижение будет в повозке или на лошади. Ткань - чистая английская шерсть, окрашенная качественным красителем. Стоило шерстяное платье дороже наряда из импортного китайского шелка, кстати.
Этот красавчик - как минимум рыцарь, о чем говорят его позолоченные шпоры. Богатый рыцарь, потому что вся его одежда с перстнями и цепью просто кричат о богатстве. Краситель такой яркости и насыщенности стоил баснословно. Нижняя одежда - тонкая шерсть, тоже стоящая немало. На сапоги надеты деревянные колодки, потому что рыцарь в замке не сидит, рыцарь по всем хозяйственным единицам ходит, когда дома.
И, заметьте, головы прикрыты у всех, у мужчин и женщин. По какой-то таинственной причине, простоволосыми могли ходить только две категории населения - королевская семья и... криминальное дно общества. То ли в знак того, что одни стоят над законом, а другие - вне закона, то ли по какой-то древней традиции, которой я не знаю. Впрочем, короли и королевы обычно кудрями не трясли. Как минимум, на колове был обруч - облегченный вариант короны. И какая королева отказалась бы от хитроумной прически под сеткой, украшенной драгоценностями, на которую накинута драгоценная, тончайшая вуаль.
Распущенными волосы носили незамужние девушки, но и они украшали головы какими-нибудь венкообразными конструкциями. Потому что красиво. И, разумеется, только в праздничное время, потому что в работе по хозяйству длинные волосы помеха.
Умные люди напоминают, что сегодня есть ДР у ГД. В честь этого - скульптурная группа "Влюбленные драконы" в Варне. По версии Антрекота она изображает семейство Датэ.
Баллада об Иване Царевиче и, как всегда, Одноглазом Драконе У попа, как известно, была собака. А у великого господина регента Тоётоми Хидеёши был племянник Хидецугу. Дальше разночтения только по мелочи. Регент племянника любил и, когда умер единственный сын Цурумацу, назначил наследником. И не просто назначил, а уступил место, ввел в регентскую должность, а сам сделался регентом-в-отставке. Отставку, конечно, никто не принимал всерьез. Правил - Хидеёши, а племянник понемногу подбирал за ним рычаги и веревочки и учился летать в спарке.
Эстетика вестерна рулит. Даже в Китае времен династии Мин. И если вы, японофилы, думаете, что шесть мечей - это много, то мелко плаваете. У главгероя этого полотна, их, как сказано, 14. Он их носит в чумадане и использует сообразно. И это не комедия ни разу, это китайские товарищи обсмотрелись Родригеса. Но мне больше понравился вождь индейцев степняков с арбалетостингером. Несмотря на вестерн-стайл, хэппи-энд вполне национальный. Умерли почти все, но во имя торжества китайской государственности. А вообще фильма очень красивая и мне вполне пришлась.
@музыка:
Колорадо мое, Колорадо, и мой верный дружок карабин
О прошлом годе товарищи ниппонские кнематографисты грозились выпустить второй полнометражный фильм по "Ооку", который должен был заполнить сюжетную лакуну между сенриалом и первым фильмом. Так они его сняли или нет? Кто-нибудь в курсе? upd. Сняли, но в сети нет. Английское и русское название фильма - "Замок скрещенных судеб" ( при чем тут Кальвино?)
Фасад Учебного театра. читать дальшеОдно из самых старых зданий в городе - изначально особняк богатого купца, спонсировавшего, кстати Кулибина. Но столько раз перестраивалось, что от особняка 18 века практически ничего не осталось.
@музыка:
читает, скотина, не то Августина, не то Аквината шестнадцатый том
Я вспомнила, что у меня хлопцы не поены третьи Хакубяки не досмотрены. И в выходные досмотрела. Ну чо, третий сезон оказался самый приличный из всех. По причине отсутствия Мэри-Мью и наличия брутальной няшечки(ТМ) Серидзавы Камо. Здешний Сайто - это какой-то подарок молодым хозяйкам. В первом сезоне упор был на то, что он прекрасно готовит, тута мы его периодчески застаем за стиркой. Не то что мокрушник Окита. Вот если бы фэнтезийную линию оттуда выкинуть. Но это уже никак.