Альфария – город слишком маленький, провинциальный и до него еще не успела доползти промышленная революция, затеянная императором Дорнкирком. Ни одного завода, только мастерские. Конечно, со временем это изменится, железнодорожную ветку уже протянули, и то, что город рядом с одноименным озером, на котором так удобно будет выстроить какой-нибудь комбинат, тоже сыграет свою роль.
Но пока что все довольно буколично.
читать дальшеДиландау добрался сюда за сутки. Паровоз трюхал бы трое, и полковник был рад, что не поехал по железной дороге. Чувствовал он себя хорошо, и подозревал, что перестраховался. Ну, приехал так приехал.
Паромобиль на улицах Альфарии был редкостью, но жизнь здесь была такой косной, что на него не обратили внимания. Дом деда стоял на окраине, неподалеку от озера, и полковник доехал туда без помех. Но, по мере приближения, услышал крики и ругань, и в виске сразу снова заколотило.
Во дворе апоплексичного вида старец, лысый, как колено, в заношенном сюртуке, стоял, опираясь на палку, напротив полудюжины парней в спецовках и орал так, что лысина приобрела малиновый оттенок. А спецура орала в ответ. На земле грудами валялись ржавые трубы, и битая черепица. Все были так увлечены склокой, что не заметили, как подъехала машина.
Картина маслом: «Манфред Альбато, полковник панцермеханических войск в отставке, опять затеял ремонт».
Ну да. Дом старый, и в ремонте безусловно нуждается… но у Диландау решительно не было времени этим заняться… а дед слишком вспыльчив… ничего не поделаешь, возраст и давняя контузия… и все время забывает, что его палка – это не панцер-пушка, и никого ей не запугаешь. А эти пролетарии считают, что раз пенсионер – дед героя, так у него карман бездонный. Ничего, сейчас он им покажет звериный оскал тоталитаризма. Он вышел из машины и направился к скандалящим.
Седой мужчина с протезом вместо левой руки, который подошел к окну покурить, увидел, как приезжий идет через двор. И сразу узнал. Мундир другой…не такой эффектный, как имперский… без оружия… но все равно в мундире, он никогда не ходил в штатском…
Впрочем, когда он в последний раз видел Диландау, мундира на нем не было. Тот лежал, прикованный к каталке в лаборатории на «Вионе», бился в судорогах и выл. Мускулы на его поджаром теле ходили ходуном, и кандалы на руках и ногах грозили вывернуться из гнезд. Магистры Форума и Йоджиро, зависая рядом, бубнили что-то о том, что «первичная личность грозит вытеснить вторичную», и « срочной необходимости полной коррекции», а он смотрел на это с верхнего яруса летающей крепости и думал – если Диландау не воплощение зла, как всегда казалось очевидным, а жертва, то кто тогда я?
Потом Форума всадил в руку капитана Альбато шприц с какой-то гадостью, тот дернулся и затих, голова его скатилась на плечо, и Йоджиро стянул с нее обруч с мигающим кристаллом. Потом прикрыл Диландау простыней. Полотно скрыло лицо – застывшую маску страдания, замаранную кровью из прокушенных в крике губ.
Сейчас это лицо было совершенно спокойно. Спокойный Диландау, такого и во сне не приснится.
(я сплю и вижу сон)
(я умер и попал в другой мир)
В прежние времена все эти представители альфарийского рабочего класса валялись бы по двору в лужах собственной крови и среди кучек выбитых зубов.
Нынешний полковник всего лишь произнес несколько слов. Но почему-то всем сразу стало ясно, что режим военного положения и массовые расстрелы он тут обеспечит. И во дворе воцарилась тишина. Прогоревшая сигарета обожгла пальцы, и человек у окна ее отбросил.
Приезжий обнял деда, и потом поднял голову и сказал:
--Привет, Фолкен.
И пошел отгонять машину в гараж.
Манфред Альбато, с тех пор, как овдовел, не держал прислуги. Но уборка сама по себе не делается, а еда не готовится. Пару раз в неделю приходила тетка из города, и за умеренную плату приводила дом в условный порядок, и готовила еду. Обитателей дома это устраивало. Они редко обедали вместе, но сегодня хозяин пригласил квартиранта к столу. Ему хотелось похвастаться внуком. Дед и внук были в одном звании, но Манфред получил полковника только при выходе в отставку, а Ди еще совсем молодой, к тридцати непременно в генералы выйдет, а там глядишь, и выше…
--Ди, знакомься, это господин Лакур. Представь, мне за него квартирную плату из казны выплачивают. Неплохая прибавка к пенсии!
--Дед, мы знакомы. Фолкен, садись, обедать будем.
Они были на «ты» и в прежние времена. Несмотря на разницу в возрасте и званиях и полное отсутствие дружеских отношений. Просто тот Диландау, которого знал Фолкен, был законченным хамом, субординацию видал в гробу в белых ботфортах, и вежливо мог обращаться разве что к императору, да и то через силу. А сейчас… сейчас Фолкен разжалован, Диландау поднялся, и может позволить себе фамильярность.
Но это не кажется фамильярностью.
Бывший верховный стратег империи выглядел старше своих лет. Не из-за седины – он и в прежние времена был седой. Явно сказалось пребывание в Гробу Железном. И протез у него не тот, что раньше, не штучный, а такой, какой в любой мастерской заказать можно.
--Ди, ты надолго?
--Я проездом, у меня инспекция тут неподалеку. Завтра, наверное, утренним поездом уеду.
--Совсем ты и сестрица твоя меня забросили.
--Дед, не бухти. Селена скоро приедет – она мне сообщала, что у нее выходные накопились. Да и я вернусь, машину вот у тебя оставляю…
Дилндау тоже выглядит не лучшим образом. Он бледен, вокруг глаз – синева. На графинчик с водкой, к которому активно прикладывается дедушка, и не взглянул, зато кофе глушит чашку за чашкой. Но разговаривает сдержанно. И это еще больше подчеркивает нереальность происходящего. Потому что Фолкен знает, что представляет собой Диландау. Выяснил еще в Астурии.
Я сплю и вижу сон.
Я умер и попал в другой мир
В такой мир, где Диландау – не заколдованная сестра рыцаря Шезара, а нормальный молодой человек с нормальной родней в Зайбахе.
Но это не отменяет того факта, что Фолкен должен быть мертв. Он помнит.
«Ты всегда действовал по моему плану, мальчик. И сейчас тоже».
И выпад, который не остановить. И падающее старческое тело, в котором, кажется, нет ни капли крови. И осколок катаны в собственном горле…
Дилнадау должен что-то знать! Ведь именно по его милости Фолкен сейчас в Альфарии, а не где-нибудь в Драконьих горах. Так ему сказали.
После обеда он догоняет Альбато на террасе. Привычно затягивается сигаретой.
-Раньше ты не курил.
--Теперь вот начал. Обнаружил, что это хорошо успокаивает. А ты раньше пил.
--Теперь вот бросил. Обнаружил, что это не успокаивает ни черта.
--Скажи мне…-- у него не хватает решимости спросить про другой мир. Раньше у нас Диландау считался психом, а теперь вот я…-- скажи, почему я жив? Я же умер. Я помню!
Диландау не поворачивает головы. Он выглядит еще хуже, чем за столом, похоже, каждое движение причиняет ему боль.
--Ты должен был умереть. Не от раны, так от болезни…
--Откуда ты знаешь про болезнь?
--Йоджиро сказал. Я ведь тоже от этого в перспективе должен был сдохнуть, хотя он и не говорил. Я сам допер. Последствия коррекции судьбы для организма, ага… а больше всего от установки нашего любимого императора, он же ее врубил на полную мощность, а она же, падла, желания исполняла.-- Он торопится высказать все, чтоб побыстрее отвязаться от собеседника, говорит отрывисто, резко, и все больше становится похож на себя прежнего. – А ты чего тогда хотел?
Умереть. Он хотел умереть, чтобы брат его простил.
--… а братец твой с девицей своей машину эту разгрохали, и хана исполнению желаний для всего человечества. И оно как бы коррекцию эту отменило. Со мной неизвестно что бы было, да меня раньше в другой облик вынесло, до того как машину включили, а тебя после под развалинами дворца нашли, и в Тенебр утащили…
--А почему…
--Слушай, отвянь, а? Не до тебя мне теперь. А тебе завтра все Селена расскажет.
Он разворачивается и уходит. Его ведет, и приходится держаться за стену.
В комнате Диландау расстегивает сумку – привычно усмехается, несмотря на боль—не, его точно сочли бы извращенцем, если б узнали, что он таскает с собой женские вещи, - и достает упаковку с таблетками. Йоджиро снабдил его обезболивающим. Однако Диландау ненавидит лекарства, ненавидит любую химию в организме – он не помнит все лаборатории и все процедуры, через которые его протащили, мозги неоднократно промыты, но кажется, помнит сам организм, и Диландау старается терпеть до последнего. Но уже все, приперло, и он принимает пару таблеток, запив их водой. Теперь, по крайней мере, он не будет орать. Нет, потом все равно свалится в корчах, все, кто видел эти припадки, говорят, что зрелище малоаппетиное, но орать нам совершенно ни к чему, деда еще напугаешь…
Боль обманчиво слабеет, и Диландау садится писать инструкцию для своей женской ипостаси.
Но пока что все довольно буколично.
читать дальшеДиландау добрался сюда за сутки. Паровоз трюхал бы трое, и полковник был рад, что не поехал по железной дороге. Чувствовал он себя хорошо, и подозревал, что перестраховался. Ну, приехал так приехал.
Паромобиль на улицах Альфарии был редкостью, но жизнь здесь была такой косной, что на него не обратили внимания. Дом деда стоял на окраине, неподалеку от озера, и полковник доехал туда без помех. Но, по мере приближения, услышал крики и ругань, и в виске сразу снова заколотило.
Во дворе апоплексичного вида старец, лысый, как колено, в заношенном сюртуке, стоял, опираясь на палку, напротив полудюжины парней в спецовках и орал так, что лысина приобрела малиновый оттенок. А спецура орала в ответ. На земле грудами валялись ржавые трубы, и битая черепица. Все были так увлечены склокой, что не заметили, как подъехала машина.
Картина маслом: «Манфред Альбато, полковник панцермеханических войск в отставке, опять затеял ремонт».
Ну да. Дом старый, и в ремонте безусловно нуждается… но у Диландау решительно не было времени этим заняться… а дед слишком вспыльчив… ничего не поделаешь, возраст и давняя контузия… и все время забывает, что его палка – это не панцер-пушка, и никого ей не запугаешь. А эти пролетарии считают, что раз пенсионер – дед героя, так у него карман бездонный. Ничего, сейчас он им покажет звериный оскал тоталитаризма. Он вышел из машины и направился к скандалящим.
Седой мужчина с протезом вместо левой руки, который подошел к окну покурить, увидел, как приезжий идет через двор. И сразу узнал. Мундир другой…не такой эффектный, как имперский… без оружия… но все равно в мундире, он никогда не ходил в штатском…
Впрочем, когда он в последний раз видел Диландау, мундира на нем не было. Тот лежал, прикованный к каталке в лаборатории на «Вионе», бился в судорогах и выл. Мускулы на его поджаром теле ходили ходуном, и кандалы на руках и ногах грозили вывернуться из гнезд. Магистры Форума и Йоджиро, зависая рядом, бубнили что-то о том, что «первичная личность грозит вытеснить вторичную», и « срочной необходимости полной коррекции», а он смотрел на это с верхнего яруса летающей крепости и думал – если Диландау не воплощение зла, как всегда казалось очевидным, а жертва, то кто тогда я?
Потом Форума всадил в руку капитана Альбато шприц с какой-то гадостью, тот дернулся и затих, голова его скатилась на плечо, и Йоджиро стянул с нее обруч с мигающим кристаллом. Потом прикрыл Диландау простыней. Полотно скрыло лицо – застывшую маску страдания, замаранную кровью из прокушенных в крике губ.
Сейчас это лицо было совершенно спокойно. Спокойный Диландау, такого и во сне не приснится.
(я сплю и вижу сон)
(я умер и попал в другой мир)
В прежние времена все эти представители альфарийского рабочего класса валялись бы по двору в лужах собственной крови и среди кучек выбитых зубов.
Нынешний полковник всего лишь произнес несколько слов. Но почему-то всем сразу стало ясно, что режим военного положения и массовые расстрелы он тут обеспечит. И во дворе воцарилась тишина. Прогоревшая сигарета обожгла пальцы, и человек у окна ее отбросил.
Приезжий обнял деда, и потом поднял голову и сказал:
--Привет, Фолкен.
И пошел отгонять машину в гараж.
Манфред Альбато, с тех пор, как овдовел, не держал прислуги. Но уборка сама по себе не делается, а еда не готовится. Пару раз в неделю приходила тетка из города, и за умеренную плату приводила дом в условный порядок, и готовила еду. Обитателей дома это устраивало. Они редко обедали вместе, но сегодня хозяин пригласил квартиранта к столу. Ему хотелось похвастаться внуком. Дед и внук были в одном звании, но Манфред получил полковника только при выходе в отставку, а Ди еще совсем молодой, к тридцати непременно в генералы выйдет, а там глядишь, и выше…
--Ди, знакомься, это господин Лакур. Представь, мне за него квартирную плату из казны выплачивают. Неплохая прибавка к пенсии!
--Дед, мы знакомы. Фолкен, садись, обедать будем.
Они были на «ты» и в прежние времена. Несмотря на разницу в возрасте и званиях и полное отсутствие дружеских отношений. Просто тот Диландау, которого знал Фолкен, был законченным хамом, субординацию видал в гробу в белых ботфортах, и вежливо мог обращаться разве что к императору, да и то через силу. А сейчас… сейчас Фолкен разжалован, Диландау поднялся, и может позволить себе фамильярность.
Но это не кажется фамильярностью.
Бывший верховный стратег империи выглядел старше своих лет. Не из-за седины – он и в прежние времена был седой. Явно сказалось пребывание в Гробу Железном. И протез у него не тот, что раньше, не штучный, а такой, какой в любой мастерской заказать можно.
--Ди, ты надолго?
--Я проездом, у меня инспекция тут неподалеку. Завтра, наверное, утренним поездом уеду.
--Совсем ты и сестрица твоя меня забросили.
--Дед, не бухти. Селена скоро приедет – она мне сообщала, что у нее выходные накопились. Да и я вернусь, машину вот у тебя оставляю…
Дилндау тоже выглядит не лучшим образом. Он бледен, вокруг глаз – синева. На графинчик с водкой, к которому активно прикладывается дедушка, и не взглянул, зато кофе глушит чашку за чашкой. Но разговаривает сдержанно. И это еще больше подчеркивает нереальность происходящего. Потому что Фолкен знает, что представляет собой Диландау. Выяснил еще в Астурии.
Я сплю и вижу сон.
Я умер и попал в другой мир
В такой мир, где Диландау – не заколдованная сестра рыцаря Шезара, а нормальный молодой человек с нормальной родней в Зайбахе.
Но это не отменяет того факта, что Фолкен должен быть мертв. Он помнит.
«Ты всегда действовал по моему плану, мальчик. И сейчас тоже».
И выпад, который не остановить. И падающее старческое тело, в котором, кажется, нет ни капли крови. И осколок катаны в собственном горле…
Дилнадау должен что-то знать! Ведь именно по его милости Фолкен сейчас в Альфарии, а не где-нибудь в Драконьих горах. Так ему сказали.
После обеда он догоняет Альбато на террасе. Привычно затягивается сигаретой.
-Раньше ты не курил.
--Теперь вот начал. Обнаружил, что это хорошо успокаивает. А ты раньше пил.
--Теперь вот бросил. Обнаружил, что это не успокаивает ни черта.
--Скажи мне…-- у него не хватает решимости спросить про другой мир. Раньше у нас Диландау считался психом, а теперь вот я…-- скажи, почему я жив? Я же умер. Я помню!
Диландау не поворачивает головы. Он выглядит еще хуже, чем за столом, похоже, каждое движение причиняет ему боль.
--Ты должен был умереть. Не от раны, так от болезни…
--Откуда ты знаешь про болезнь?
--Йоджиро сказал. Я ведь тоже от этого в перспективе должен был сдохнуть, хотя он и не говорил. Я сам допер. Последствия коррекции судьбы для организма, ага… а больше всего от установки нашего любимого императора, он же ее врубил на полную мощность, а она же, падла, желания исполняла.-- Он торопится высказать все, чтоб побыстрее отвязаться от собеседника, говорит отрывисто, резко, и все больше становится похож на себя прежнего. – А ты чего тогда хотел?
Умереть. Он хотел умереть, чтобы брат его простил.
--… а братец твой с девицей своей машину эту разгрохали, и хана исполнению желаний для всего человечества. И оно как бы коррекцию эту отменило. Со мной неизвестно что бы было, да меня раньше в другой облик вынесло, до того как машину включили, а тебя после под развалинами дворца нашли, и в Тенебр утащили…
--А почему…
--Слушай, отвянь, а? Не до тебя мне теперь. А тебе завтра все Селена расскажет.
Он разворачивается и уходит. Его ведет, и приходится держаться за стену.
В комнате Диландау расстегивает сумку – привычно усмехается, несмотря на боль—не, его точно сочли бы извращенцем, если б узнали, что он таскает с собой женские вещи, - и достает упаковку с таблетками. Йоджиро снабдил его обезболивающим. Однако Диландау ненавидит лекарства, ненавидит любую химию в организме – он не помнит все лаборатории и все процедуры, через которые его протащили, мозги неоднократно промыты, но кажется, помнит сам организм, и Диландау старается терпеть до последнего. Но уже все, приперло, и он принимает пару таблеток, запив их водой. Теперь, по крайней мере, он не будет орать. Нет, потом все равно свалится в корчах, все, кто видел эти припадки, говорят, что зрелище малоаппетиное, но орать нам совершенно ни к чему, деда еще напугаешь…
Боль обманчиво слабеет, и Диландау садится писать инструкцию для своей женской ипостаси.
рубки немножко будет, но чисто тренировочно.
в смысле, жажду продолжения
всеми фибрами и жабрами