28.02.2014 в 02:37
Пишет Аттик Флавий:Трудно быть богом - ПОСЛЕ ПРОСМОТРА
Великое культурное событие свершилось.
Я посмотрел «Трудно быть богом» - в первый же день его официального проката.
Излагаю впечатления.
осторожно, много буквУильям Сомерсет Моэм однажды написал нечто вроде: «У Достоевского лицо человека, который побывал в аду — и увидел, что там невыносимо скучно».
Когда я это процитировал Елене Викторовне Грековой (мудрая дама, учившая меня структурной поэтике), она хмыкнула и сказала, что Моэм ничего не понял. Достоевский — реалист.
Я изумился. Это Достоевский-то — реалист?!!
Да, - сказала Елена Викторовна. - Достоевский — самый настоящий реалист. Только чтобы понять это, надо было родиться и вырасти в России, а не провести в ней несколько месяцев.
Так вот. Господа, которые называют этот фильм лютым, невыносимым, адским, кошмарным и тому подобными эпитетами, - или мало бывали в России, или мало интересовались ее историей. Это относится и к Умберто Эко: при всем моем безмерном уважении, он по России никак не специалист.
А Герман прожил в России всю жизнь. Более того, он родился в 1938 году. Одной этой даты довольно. Тут, сколько красок ни сгущай, слишком густо не будет. Для справки — Герман неоднократно рассказывал в интервью, как его мать, забеременев в конце 1937 года, то прыгала со шкафа, то поднимала ванну, потому что не хотела рожать ребенка, видя, что творится кругом.
Итак, мой первый вывод из просмотра: слухи о чудовищности этого фильма несколько преувеличены. К советам брать с собой на сеанс рвотный пакет или принимать иные радикальные меры я не присоединюсь. И сравнения, допустим, со «120 днями Содома» считаю лишними. Никакого смакования ужасов у Германа нет. Все адекватно художественной задаче.
Сложнее — с германовской поэтикой. Она своеобразна, ничего не скажешь. Ни реальный дом, ни реальный дворец, ни реальная таверна такими не бывают. Это бесспорно. И тут нужна некоторая настройка восприятия, чтобы приспособиться.
Поставлю простой вопрос. Видели ли вы когда-нибудь людей, беседующих в комнате, три стены которой сделаны из ткани, а четвертой стены нет вообще? В живой реальности — вряд ли. А в театре? И это ведь еще если пьеса реалистическая, а бывают и совсем абстрактные постановки (например, «Цветы для Элджернона», виденные мной недавно). Не то чтобы такая мера условности не смущала вовсе никого (сами Стругацкие из-за этого театр не любили), но есть масса людей, которым она привычна.
Мера условности в поздних фильмах Германа — ровно такая же, как на театральной сцене. Это не является ни положительной, ни отрицательной оценкой, это просто факт. Для кого-то это неприемлемо, и такие люди разочаруются. А другие — будут себе спокойно смотреть, не находя ничего из ряда вон выходящего.
Ну, все мы смотрели Шекспира — часто ли его играют в декорациях и костюмах, точно соответствующих заявленному времени действия пьесы? Как правило — это вообще не стараются соблюдать. И никогда не старались; уже, собственно, елизаветинцы играли шекспировские пьесы в современных английских костюмах, даже если действие происходит в Античности. А в современности — вон хоть «Пустую корону» вспомним, очень популярную в Британии. Все то же самое.
Едем дальше. Еще одна особенность, слегка (именно слегка) затрудняющая восприятие фильма: происходящее в кадре не всегда полностью понятно зрителю. Иногда приходится разбираться, иногда реплики нечеткие, а иногда какие-то мелочи остаются невнятными вовсе.
Я уверен, что Герман сделал это вполне сознательно. И дело тут, как мне кажется, вот в чем. Из всевозможных каторжных мемуаров и тому подобных источников мы знаем, что в жестких социальных системах очень эффективным способом давления на «чужих» является постановка коммуникативной задачи с неполным условием. Тебя помещают в ситуацию, правила поведения в которой тебе неизвестны, но при этом их нарушение карается. Тебе говорят что-то совершенно непонятное, основанное на подтексте (Сергей Снегов написал очерк о воровском языке, где подчеркивал, что там в ущерб прямому смыслу непомерно развит подтекст), но при этом настойчиво требуют ответа, и не дай бог ошибиться. Герман в своей «экскурсии по аду» намеренно — я в этом не сомневаюсь — моделирует для зрителя именно такую ситуацию.
Так что, если некоторый процент кадров вам непонятен, огорчаться не стоит. Так задумано режиссером. Это опять же часть поэтики данного произведения. Главное, чтобы ловился сюжет в целом.
Ну вот, дошли и до сюжета. Опять же, я хочу частично опровергнуть имеющиеся дисклэймеры: сюжет там есть, и уследить за ним вполне реально. Сцена уличной казни, сцена с отцом Кабани, сцена встречи землян, сцена у Руматы дома, сцена во дворце... для читавших книгу проблем не будет. За не читавших — не уверен. Но тот, кто помнит повесть, может смотреть фильм спокойно. Сказать, что он как-то уникально запутан (или что он превосходит «Хрусталева» по запутанности), на мой взгляд, нельзя, это еще одно преувеличение.
Все. С дисклэймерами закончили, да их не так и много. Остается сказать (хотя это и так понятно), что в этом фильме полно вещей, великолепных совершенно безоговорочно, без всяких «настроек восприятия». Изумительная актерская работа; Румата-Ярмольник работает в арканарском аду отличным Вергилием, но он прекрасен и сам по себе, его репликами заслушиваешься; а впрочем, здесь, как всегда у Германа, идеально подобраны все актеры, вплоть до тех, кто в кадре только мелькает. Перенасыщенный мир, достаточно сложный, чтобы в него было очень интересно вникать. И наконец, там много красивых кадров, которые можно рассматривать по отдельности, в точности как картины; и вспоминаются при этом не только Босх с Брейгелем, но и Рембрандт. Даже дохлый петух из рембрандтовского «Ночного дозора» тут пришелся бы к месту, не говоря обо всем остальном (за вычетом сцен насилия, для которых у Рембрандта просто не было материала — он жил в мирное время; ну так я сейчас совсем и не о них).
И вот теперь — о главном. Что же нам, собственно говоря, показали?
А показали нам вполне адекватную экранизацию Стругацких. Не больше и не меньше. Да, я думаю, что примерно так их и надо ставить. Предыдущая экранизация, сделанная другими авторами в несколько сходном ключе - «Гадкие лебеди» - мне тоже очень понравилась.
Попробую пояснить.
«В светлую комнату с зеркальными стенами и кондиционированным воздухом, пахнущим хвоей или морем, бросили огромного мохнатого паука...»
Это о Земле, ясное дело. Но, вообще-то говоря, изображенный в повести Арканар от этой «комнаты с кондиционированным воздухом» ничем принципиально не отличается. Да-да. Вспомним-ка. Места действия арканарских глав — просторные, прибранные, более-менее уютные помещения. Грязь пребывает исключительно в тех местах, где ей пребывать и положено (к примеру, на портовых улочках). И, что очень существенно, все действия персонажей — вплоть до бандитов и палачей — вполне понятны, интеллигибельны; главный герой моментально дает им разумные объяснения и транслирует это читателю. «Все было ясно. Пауки договорились». И — сплошь в таком духе.
А ком грязи в морду не хотите? А ослиный член прямо перед носом? А персонажей, поступки которых принципиально непредсказуемы, потому что их мотивы — насквозь иррациональны, и даже членораздельной речью они не очень-то владеют?.. А если таких персонажей тысячи, - тогда как?.. Книжный Румата не знает этих проблем. Мир, в котором он действует, страшен, агрессивен, но не хаотичен. Это очень важно. В повести есть одно-единственное место, где Стругацкие дают хаосу прорваться в сюжет: это — непонятно откуда прилетевшие, непонятно зачем пущенные стрелы, убившие Киру.
А у Германа хаос присутствует почти в каждом кадре. Он вводит его специально, щедрыми порциями, не стесняясь. Потому что реальность такая. И он добивается того, что проблемы, поставленные в повести, воспринимаются не как нечто книжное, а как живое, актуальное, острое, касающееся лично нас. «О, бурь заснувших не буди — под ними хаос шевелится!..» Ну а как тут не будить?..
И да, Румата здесь — настоящий высокомерный хам. Это может кого-то покоробить. Но кем ему еще быть — не полупрозрачным же изобретателем?.. «Веселый мир. Все шутят. И все шутят одинаково, даже благородный дон Румата». Что ж, нам показывают, как это выглядит, - не в книжке, изначально рассчитанной на подростков, а в жизни.
В общем, как мне кажется, это совершенно адекватный перевод Стругацких с книжного языка на киноязык.
Этот фильм огромен. О нем хочется сказать, и еще надо будет сказать, очень много. На самые разные темы. Например, об отличиях сюжета фильма от сюжета книги. Их несколько, и одно из самых интересных — в книге Румата не одинок. «На запад от тебя, три часа лету, Александр Васильевич, добряк, умница, на востоке - Пашка, семь лет за одной партой, верный веселый друг». В фильме Румата одинок абсолютно. Космически. Ни земляне, ни Кира, в общем, не ближе ему, чем случайные арканарцы на улице. Единственный персонаж, который Румату хоть чуть-чуть понимает — Арата; но он совсем не друг, и на глазах становится врагом...
Кстати, «зимняя» концовка этого фильма близка к концовке киноповести Германа-Кармалиты «Гибель Отрара», где герой, проиграв безнадежную войну, возвращается с нее. «Стояла лошадь, и сидела на снегу собака. Собственно, это было то, с чего могла опять начаться история и жизнь».
И к концовке «Хрусталева», где герой разрушил свою жизнь, пожертвовал почти всем, чем только может пожертвовать человек, но сохранил главное — собственное достоинство, - она близка тоже.
Одиночество Руматы вполне экзистенциально. От него звенит в ушах. Одиночество неизбежно; и тут же, рядом, - понимание того, что человек один ничего не может. Как же быть? Никто не знает. Ответов здесь не дают, только вопросы.
«Человек - это канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка. В человеке можно любить только то, что он - переход и гибель».
Терминология Ницше может нравиться или не нравиться, сам Герман никогда на него не ссылался; но для меня этот фильм — вопль. Да, одиночество вечно. Да, никакой победы, скорее всего, не будет. Но что же делать? Человек, не стремящийся стать чем-то большим, чем просто человек, - это мешок с кишками. Ну, еще с приделанными гениталиями. Книжный Румата только говорил про «жрущую и размножающуюся протоплазму»; Герман нам ее показывает.
Никаких иллюзий. Цинизм, скепсис, неверие — фирменные знаки этого фильма. Его несущий тон. Выйти из зала, не подхватив этот настрой, по-моему, нельзя.
И чем германовский Арканар не метафора человечества?..
Пессимистично? Как знать. Может, и оптимистично. Насколько это вообще возможно.
URL записиВеликое культурное событие свершилось.
Я посмотрел «Трудно быть богом» - в первый же день его официального проката.
Излагаю впечатления.
осторожно, много буквУильям Сомерсет Моэм однажды написал нечто вроде: «У Достоевского лицо человека, который побывал в аду — и увидел, что там невыносимо скучно».
Когда я это процитировал Елене Викторовне Грековой (мудрая дама, учившая меня структурной поэтике), она хмыкнула и сказала, что Моэм ничего не понял. Достоевский — реалист.
Я изумился. Это Достоевский-то — реалист?!!
Да, - сказала Елена Викторовна. - Достоевский — самый настоящий реалист. Только чтобы понять это, надо было родиться и вырасти в России, а не провести в ней несколько месяцев.
Так вот. Господа, которые называют этот фильм лютым, невыносимым, адским, кошмарным и тому подобными эпитетами, - или мало бывали в России, или мало интересовались ее историей. Это относится и к Умберто Эко: при всем моем безмерном уважении, он по России никак не специалист.
А Герман прожил в России всю жизнь. Более того, он родился в 1938 году. Одной этой даты довольно. Тут, сколько красок ни сгущай, слишком густо не будет. Для справки — Герман неоднократно рассказывал в интервью, как его мать, забеременев в конце 1937 года, то прыгала со шкафа, то поднимала ванну, потому что не хотела рожать ребенка, видя, что творится кругом.
Итак, мой первый вывод из просмотра: слухи о чудовищности этого фильма несколько преувеличены. К советам брать с собой на сеанс рвотный пакет или принимать иные радикальные меры я не присоединюсь. И сравнения, допустим, со «120 днями Содома» считаю лишними. Никакого смакования ужасов у Германа нет. Все адекватно художественной задаче.
Сложнее — с германовской поэтикой. Она своеобразна, ничего не скажешь. Ни реальный дом, ни реальный дворец, ни реальная таверна такими не бывают. Это бесспорно. И тут нужна некоторая настройка восприятия, чтобы приспособиться.
Поставлю простой вопрос. Видели ли вы когда-нибудь людей, беседующих в комнате, три стены которой сделаны из ткани, а четвертой стены нет вообще? В живой реальности — вряд ли. А в театре? И это ведь еще если пьеса реалистическая, а бывают и совсем абстрактные постановки (например, «Цветы для Элджернона», виденные мной недавно). Не то чтобы такая мера условности не смущала вовсе никого (сами Стругацкие из-за этого театр не любили), но есть масса людей, которым она привычна.
Мера условности в поздних фильмах Германа — ровно такая же, как на театральной сцене. Это не является ни положительной, ни отрицательной оценкой, это просто факт. Для кого-то это неприемлемо, и такие люди разочаруются. А другие — будут себе спокойно смотреть, не находя ничего из ряда вон выходящего.
Ну, все мы смотрели Шекспира — часто ли его играют в декорациях и костюмах, точно соответствующих заявленному времени действия пьесы? Как правило — это вообще не стараются соблюдать. И никогда не старались; уже, собственно, елизаветинцы играли шекспировские пьесы в современных английских костюмах, даже если действие происходит в Античности. А в современности — вон хоть «Пустую корону» вспомним, очень популярную в Британии. Все то же самое.
Едем дальше. Еще одна особенность, слегка (именно слегка) затрудняющая восприятие фильма: происходящее в кадре не всегда полностью понятно зрителю. Иногда приходится разбираться, иногда реплики нечеткие, а иногда какие-то мелочи остаются невнятными вовсе.
Я уверен, что Герман сделал это вполне сознательно. И дело тут, как мне кажется, вот в чем. Из всевозможных каторжных мемуаров и тому подобных источников мы знаем, что в жестких социальных системах очень эффективным способом давления на «чужих» является постановка коммуникативной задачи с неполным условием. Тебя помещают в ситуацию, правила поведения в которой тебе неизвестны, но при этом их нарушение карается. Тебе говорят что-то совершенно непонятное, основанное на подтексте (Сергей Снегов написал очерк о воровском языке, где подчеркивал, что там в ущерб прямому смыслу непомерно развит подтекст), но при этом настойчиво требуют ответа, и не дай бог ошибиться. Герман в своей «экскурсии по аду» намеренно — я в этом не сомневаюсь — моделирует для зрителя именно такую ситуацию.
Так что, если некоторый процент кадров вам непонятен, огорчаться не стоит. Так задумано режиссером. Это опять же часть поэтики данного произведения. Главное, чтобы ловился сюжет в целом.
Ну вот, дошли и до сюжета. Опять же, я хочу частично опровергнуть имеющиеся дисклэймеры: сюжет там есть, и уследить за ним вполне реально. Сцена уличной казни, сцена с отцом Кабани, сцена встречи землян, сцена у Руматы дома, сцена во дворце... для читавших книгу проблем не будет. За не читавших — не уверен. Но тот, кто помнит повесть, может смотреть фильм спокойно. Сказать, что он как-то уникально запутан (или что он превосходит «Хрусталева» по запутанности), на мой взгляд, нельзя, это еще одно преувеличение.
Все. С дисклэймерами закончили, да их не так и много. Остается сказать (хотя это и так понятно), что в этом фильме полно вещей, великолепных совершенно безоговорочно, без всяких «настроек восприятия». Изумительная актерская работа; Румата-Ярмольник работает в арканарском аду отличным Вергилием, но он прекрасен и сам по себе, его репликами заслушиваешься; а впрочем, здесь, как всегда у Германа, идеально подобраны все актеры, вплоть до тех, кто в кадре только мелькает. Перенасыщенный мир, достаточно сложный, чтобы в него было очень интересно вникать. И наконец, там много красивых кадров, которые можно рассматривать по отдельности, в точности как картины; и вспоминаются при этом не только Босх с Брейгелем, но и Рембрандт. Даже дохлый петух из рембрандтовского «Ночного дозора» тут пришелся бы к месту, не говоря обо всем остальном (за вычетом сцен насилия, для которых у Рембрандта просто не было материала — он жил в мирное время; ну так я сейчас совсем и не о них).
И вот теперь — о главном. Что же нам, собственно говоря, показали?
А показали нам вполне адекватную экранизацию Стругацких. Не больше и не меньше. Да, я думаю, что примерно так их и надо ставить. Предыдущая экранизация, сделанная другими авторами в несколько сходном ключе - «Гадкие лебеди» - мне тоже очень понравилась.
Попробую пояснить.
«В светлую комнату с зеркальными стенами и кондиционированным воздухом, пахнущим хвоей или морем, бросили огромного мохнатого паука...»
Это о Земле, ясное дело. Но, вообще-то говоря, изображенный в повести Арканар от этой «комнаты с кондиционированным воздухом» ничем принципиально не отличается. Да-да. Вспомним-ка. Места действия арканарских глав — просторные, прибранные, более-менее уютные помещения. Грязь пребывает исключительно в тех местах, где ей пребывать и положено (к примеру, на портовых улочках). И, что очень существенно, все действия персонажей — вплоть до бандитов и палачей — вполне понятны, интеллигибельны; главный герой моментально дает им разумные объяснения и транслирует это читателю. «Все было ясно. Пауки договорились». И — сплошь в таком духе.
А ком грязи в морду не хотите? А ослиный член прямо перед носом? А персонажей, поступки которых принципиально непредсказуемы, потому что их мотивы — насквозь иррациональны, и даже членораздельной речью они не очень-то владеют?.. А если таких персонажей тысячи, - тогда как?.. Книжный Румата не знает этих проблем. Мир, в котором он действует, страшен, агрессивен, но не хаотичен. Это очень важно. В повести есть одно-единственное место, где Стругацкие дают хаосу прорваться в сюжет: это — непонятно откуда прилетевшие, непонятно зачем пущенные стрелы, убившие Киру.
А у Германа хаос присутствует почти в каждом кадре. Он вводит его специально, щедрыми порциями, не стесняясь. Потому что реальность такая. И он добивается того, что проблемы, поставленные в повести, воспринимаются не как нечто книжное, а как живое, актуальное, острое, касающееся лично нас. «О, бурь заснувших не буди — под ними хаос шевелится!..» Ну а как тут не будить?..
И да, Румата здесь — настоящий высокомерный хам. Это может кого-то покоробить. Но кем ему еще быть — не полупрозрачным же изобретателем?.. «Веселый мир. Все шутят. И все шутят одинаково, даже благородный дон Румата». Что ж, нам показывают, как это выглядит, - не в книжке, изначально рассчитанной на подростков, а в жизни.
В общем, как мне кажется, это совершенно адекватный перевод Стругацких с книжного языка на киноязык.
Этот фильм огромен. О нем хочется сказать, и еще надо будет сказать, очень много. На самые разные темы. Например, об отличиях сюжета фильма от сюжета книги. Их несколько, и одно из самых интересных — в книге Румата не одинок. «На запад от тебя, три часа лету, Александр Васильевич, добряк, умница, на востоке - Пашка, семь лет за одной партой, верный веселый друг». В фильме Румата одинок абсолютно. Космически. Ни земляне, ни Кира, в общем, не ближе ему, чем случайные арканарцы на улице. Единственный персонаж, который Румату хоть чуть-чуть понимает — Арата; но он совсем не друг, и на глазах становится врагом...
Кстати, «зимняя» концовка этого фильма близка к концовке киноповести Германа-Кармалиты «Гибель Отрара», где герой, проиграв безнадежную войну, возвращается с нее. «Стояла лошадь, и сидела на снегу собака. Собственно, это было то, с чего могла опять начаться история и жизнь».
И к концовке «Хрусталева», где герой разрушил свою жизнь, пожертвовал почти всем, чем только может пожертвовать человек, но сохранил главное — собственное достоинство, - она близка тоже.
Одиночество Руматы вполне экзистенциально. От него звенит в ушах. Одиночество неизбежно; и тут же, рядом, - понимание того, что человек один ничего не может. Как же быть? Никто не знает. Ответов здесь не дают, только вопросы.
«Человек - это канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка. В человеке можно любить только то, что он - переход и гибель».
Терминология Ницше может нравиться или не нравиться, сам Герман никогда на него не ссылался; но для меня этот фильм — вопль. Да, одиночество вечно. Да, никакой победы, скорее всего, не будет. Но что же делать? Человек, не стремящийся стать чем-то большим, чем просто человек, - это мешок с кишками. Ну, еще с приделанными гениталиями. Книжный Румата только говорил про «жрущую и размножающуюся протоплазму»; Герман нам ее показывает.
Никаких иллюзий. Цинизм, скепсис, неверие — фирменные знаки этого фильма. Его несущий тон. Выйти из зала, не подхватив этот настрой, по-моему, нельзя.
И чем германовский Арканар не метафора человечества?..
Пессимистично? Как знать. Может, и оптимистично. Насколько это вообще возможно.
@настроение: пристрелите меня (с)
@темы: кино
-
-
28.02.2014 в 09:59-
-
28.02.2014 в 10:01-
-
28.02.2014 в 10:03-
-
28.02.2014 в 10:04-
-
28.02.2014 в 10:11-
-
28.02.2014 в 10:28-
-
28.02.2014 в 10:28-
-
28.02.2014 в 10:32-
-
28.02.2014 в 10:38Надо бы посмотреть, но чо-то страшновато.
-
-
28.02.2014 в 10:38-
-
28.02.2014 в 10:49-
-
28.02.2014 в 11:09-
-
28.02.2014 в 11:11-
-
28.02.2014 в 14:38-
-
28.02.2014 в 17:11И ещё меня очень смущает вот это:
Книжный Румата не знает этих проблем. <...> А у Германа хаос присутствует почти в каждом кадре.<...> Потому что реальность такая.<...> И да, Румата здесь — настоящий высокомерный хам. Это может кого-то покоробить. Но кем ему еще быть — не полупрозрачным же изобретателем?.. «Веселый мир. Все шутят. И все шутят одинаково, даже благородный дон Румата». Что ж, нам показывают, как это выглядит, - не в книжке, изначально рассчитанной на подростков, а в жизни.
Уже так: или "по мотивам" или экранизация. Потому что авторское видение - хорошо, конечно, но когда персонажи и мир не такие, как задумывались, а "реальные", потому что в реальности режиссер разбирается лучше - то это какое-то лукавство, кмк. Всё равно, что взяться экранизировать Колобка и показать дедушку с бабушкой, жующих булку. Потому что говорящих зверей и хлебобулочных изделий не бывает, а у нас тут суровый реализьм.